А вот третье событие. Днем того же дня некий обыватель из Бреслау сообщил, что в подвале на Флурштрассе лежат трое связанных мужчин. Тот обыватель не оказал им помощи, так как подозревал (учитывая их лысые головы), что эти мужчины сбежали из исправительного учреждения. На место происшествия прибыл полицейский патруль, и мужчины были доставлены в комиссариат, где их личности были быстро установлены. Оказалось, что это были три агента из Кенигсберга».
Доктор Тугендхат сделал паузу, отложил сигару на край пепельницы и глубоко задумался. У него не было готовых фраз резюме статьи. Должно там быть негодование на полицию, которая проводит тайные махинации, а в своих рядах терпит черных овец, должно быть еще объяснение, что он сам проявляет все, руководствуясь заботой о том, чтобы граждане в свободной республике имели доступ к любой информации, должно быть еще несколько других намеков в адрес разных людей. Однако он не мог написать этого, потому что ему помешал в этом настойчивый звонок в двери. Он вульгарно выругался. Ведь он велел своему помощнику проводить всех посетителей! Этот болван иногда не делает это успешно. И так было наверняка в тот момент!
Он подошел к двери кабинета и увидел человека, которого очень хорошо знал еще с гимназических лет. Со дня знакомства, с того момента, как они оказались в одной комнате в интернате, Тугендхат его ненавидел. Ненависть эта росла день ото дня с каждым пинком, ударом и мукой, но не была мятежной, разрушительной и насильственной, скорее скрытой, плачущей и парализующей. В начале следующего учебного года выяснилось, что их снова разместили в одной комнате. Тугендхат холодно решил, что теперь наступит момент окончательного урегулирования и что он убьет своего мучителя. И когда наступила ночь, а Тугендхат вытащил нож, чтобы вонзить его в грудь, тогда его преследователь протянул руку и заставил ее поцеловать. Тугендхат сделал это. Он просто не видел другого выхода. Когда спустя годы он сказал своей умной и интеллигентной жене, известной спортивной журналистке, что его мучает в кошмарах «паралич ненависти», она не поняла. Он не сказал жене всей правды. Приезжий, после совместных лет в интернате, стал кем-то очень важным и при этом знал о некоторых делах Тугендхата, о которых он сам предпочел бы забыть.
Он отступил назад, чтобы позволить визитеру войти. Тот подошел к машинке, выкрутил из него листок и внимательно его прочитал. Двое его людей встали у дверей.
— Вы вовсе не хотите публиковать эту статью, дорогой доктор, — тихо сказал прибывший, — ни сегодня, ни никогда…
— У меня будет пустое место на первой странице, — выдохнул Тугендхат.
— Напишите, пожалуйста, о недавней отмене халифата в Турции, — улыбнулся мужчина. — Это гораздо интереснее, а вы отлично справитесь!
— Так точно, господин вице-президент полиции! — ответил Тугендхат.
Десять километров к югу от Бреслау, суббота 8 марта 1924 года, четверть часа до полуночи
Мок поправил постель на мягкой кровати, встроенной в арочный альков. Затем он распустил ленты, которые освободили два плюшевых полотна, висящих по обе стороны. Они опустились с легким шуршанием, отделяя спальную нишу от остального помещения. Несмотря на то что Мок провел в нем почти неделю, он не возражал бы, чтобы остаться тут как можно дольше. Каждая мысль покинуть это теплое и чистое место, оснащенное проточной водой, вызывала спазм в груди и провоцировала на громкие ругательства. Эта типичная просторная подсобка прислуга без окон, каких много в богатых дворцах, была самым удобным — до сих пор — помещением, занимаемым Мок. Ничто из прошлого не могло равняться с ней. Ни две маленькие каморки, заполненные зловонием пропитанной потом обуви и запахом костного клея, в которых маленький Эби и маленький Франци провели детство и юность, и которые — несмотря на все усилия их матери — не были ничем иным, как мрачной темницей со стенами, покрытыми грибком; ни чердак в Бреслау, занимаемый им в студенческие годы, который внушал отвращение дырявой крышей, сыростью и маленькими клопами, паразитами голубиных перьев; ни его первая и последняя своя квартира в Бреслау, на Плессерштрассе, бывшая мясная лавка с маленьким, узким этажом, где рядом с большой кафельной кухней теснились две кровати и стол с четырьмя стульями. Последнее его помещение с решетками, в котором он пробыл более полугода, вызвало бы на рынке недвижимости весьма умеренный интерес. Все эти помещения объединяло одно: нехватка воды и уборной.