— Разве ты этого не понял? — удивилась я.
— Понял. Но одно дело понимать, а другое — услышать. Не беспокойся, мое отношение к тебе нашей работе не помешает.
От сердца отлегло. Но не полностью. Потому что одной проблемой стало меньше, да. Но вторая осталась.
[1] nothing wrong (англ.) — «ничего страшного»
90
Это случилось на десятый день моей стажировки.
Мы с Артемом по-прежнему ежедневно созванивались и обменивались сообщениями. Он говорил и писал о том, что скучает, я отвечала тем же, но… это было не совсем правдой. Я по-прежнему висела где-то в пустоте.
Раньше знала, что хочу быть с ним, но сомневалась, смогу ли. Сейчас… не знала вообще ничего. Впрочем, думать об этом времени не было. Работа, работа, работа. Потом библиотека. Приходила в общежитие, падала в постель и засыпала. Всего один раз выбрались с Роситой в ближайший бар выпить пива и поболтать. Она была таким же чокнутым трудоголиком, как и я, только абдоминальным хирургом. Хирурги в моем видении вообще представляли собой особую касту медицинских небожителей, совершенно из другого мира.
Одно я поняла точно: такой жизни не хочу ни в коем случае. Уже только для этого стоило сюда приехать. Больничные врачи подвижники, а я — ленивый амбулаторщик и теоретик. С этим ничего не поделаешь.
В то утро я вошла в вестибюль и вдруг увидела у стойки информации… Артема. Он стоял вполоборота и разговаривал с девушкой-администратором. Сердце сыграло зорю, я уже хотела броситься к нему, но тут он обернулся… В общем, это оказался не Артем. Похожий мужчина. Разочарование было таким острым, что навернулись слезы. Проглотив их, я достала телефон.
— Что-то случилось? — его голос звучал испуганно. Обычно мы разговаривали вечером, после восьми.
— Нет, — я вдруг вспомнила, как ревела в прихожей, а Артем позвонил и пригласил на свидание. — Просто захотелось услышать твой голос.
Видимо, он что-то почувствовал. Потому что говорил так, как еще ни разу до этого. Как сильно ему меня не хватает. Как скучает и ждет. Как по ночам не может уснуть, потому что меня нет рядом.
Я стояла, слушала, улыбалась, а по щекам текли слезы. Люди косились удивленно. Вальтер, проходя мимо, выразительно постучал по часам на запястье.
— Прости, мне пора идти, — я с трудом перевела дыхание. — Позвоню вечером.
Теперь я впахивала еще больше. Чтобы не оставалось ни одной свободной минутки. Чтобы побыстрее прошел еще один день. Мобильные операторы довольно потирали ладошки, подсчитывая, сколько денег отожрал у нас роуминг. Мы не любили разговаривать по телефону? Правда?
Я не могла понять, что произошло. Как так получилось, что моя заморозка растаяла. Вот только что не чувствовала ничего — и вдруг словно лед на реке вскрылся и пошел. Но не все ли равно? Теперь уже я не могла уснуть, вспоминая обо всем — с самой первой встречи на аукционе и до прощания в аэропорту. И так хотелось позвонить и сказать: приезжай. Хоть на денек. Но… стажировка была не просто адом — рабством в аду. Мы работали без выходных, только в воскресенье полдня. На одну ночь? Я была бы счастлива и этим, но как потом ждать дальше?
День-ночь, день-ночь… Я просыпалась с мыслями об Артеме и засыпала, думая о нем. Но уже совсем не так, как раньше. Больше не было горечи, не было страха и неуверенности. Только нетерпение ожидания.
До конца стажировки оставалась неделя, когда Вальтер вошел в комнату для врачей — что-то вроде ординаторской.
— Либхен, тебя зовут вниз.
Подтверждая его слова, гнусавый радиоголос потребовал:
— Доктор Чумак, пройдите в центральный вестибюль.
Почему я не сомневалась, кто меня ждет? Просто знала и все. И летела так, что чуть не свалилась с лестницы. Подбежала, повисла на шее. Целоваться у всех на виду было неловко. Не аэропорт все-таки.
— Откуда ты, Саид?
— Ну так стреляли же, — улыбнулся Артем. — Ты же сказала вчера, что хочешь меня поскорее увидеть. А я тебе американку проиграл. Помнишь, каким образом?
Бабочки? Да фиг! Саламандры, пляшущие в животе. Бамболео!
— Врешь ведь? — фыркнула я, с тоской думая о том, что работать еще четыре часа.
— Ну… да, вру, — с сожалением согласился он. — Мы сюда девочку направили на операцию. Решил сам поехать сопровождающим. Завтра утром самолет. Когда ты освободишься?
— В восемь.
— «Империал» на Картнер-ринг — знаешь? Хотя нет. Я тут свои дела закончу и погуляю. Приду за тобой к восьми.