— Грубо десять лет. С двадцати до тридцати. Журфак заочно окончил. Между делом, пока время было.
— А почему перестал?
— Понимаешь… — Артем посмотрел на меня в упор. — Когда одной ногой шагнешь на тот свет и вернешься, на многие вещи начинаешь смотреть иначе.
Я вздрогнула. Точно так же, именно этими же словами, говорила Люка. Интересно, что с ним случилось? Ранило в очередной горячей точке? Рассказывать он не спешил, а спрашивать показалось не слишком тактичным.
— К тому же помирился с родителями, согласился работать в фонде, — помолчав, продолжил Артем. — До этого двенадцать лет практически не общались.
— И ты?! — изумилась я. — Мы с отцом были в ссоре пятнадцать лет. И вот только сегодня что-то, возможно, забрезжило. Первый раз за все время более или менее нормально разговаривали.
— Удачи, что тут скажешь. Все-таки худой мир действительно лучше доброй ссоры. А у меня… Мутная история. Я ее никому не рассказываю. Но если хочешь… — он запустил пальцы в волосы и стал похож на дикобраза. — Если интересно, расскажу.
— Расскажи, — кивнула я, отпив глоток вина. — Раз уж мы и в этом оказались похожи.
— Я тогда заканчивал школу, и нравилась мне одна девочка из параллельного, — начало прозвучало вполне эпично. — А я ей нет. Она была из бедной, но гордой семьи, а я — мальчик-мажор, родился даже не с серебряной ложкой, а с золотой поварешкой во рту. Кстати, ты знаешь, что в Питере раньше мажорами называли фарцовщиков? Но это было еще до моего рождения, а к тому времени, когда я подрос, это значение уже кануло в лету. Так вот, страдал я по Лене года два, а на выпускном она вдруг ко мне сама подошла. Мать ее работала в ночь, отец тоже куда-то делся, ну и…
— Вы переспали, она забеременела?
— Не беги поперед паровоза, ладно? — Артем легонько пихнул меня ногой под столом. — Переспали, да. На следующий день Лена пришла к нам, выложила моим, что я ее изнасиловал, и потребовала неслабо денег, чтобы не пошла в милицию. На мои вопли, что все было по доброму согласию, никто, разумеется, не реагировал.
— Как банально. Классический развод.
— Да, очень. Но это понимаешь сейчас, а тогда я был в шоке. Родители согласились заткнуть ей рот денежной котлетой, но меня поставили раком: едешь в Москву и поступаешь в МГИМО.
— Офигеть наказание, — расхохоталась я. — Вполне так по-мажорски.
— Вот тебе смешно, а я категорически не хотел. Ни в Москву, ни в МГИМО. Собирался в универ на журфак, но в нашем благородном семействе эта профессия именовалась не иначе как журнашлюха. Я вообще, знаешь, считался эдакой паршивой овцой, которая все хочет сделать по-своему. А в МГИМО преподавал мой дядюшка, брат отца. Международная экономика ждала меня с распростертыми объятиями. И знаешь, что я сделал?
— Послал всех лесом?
— Ну-у-у… не так резво. На зону за изнасилование как бы не хотелось. Тем более за то, которого не было.
— Все проблемы от секса, — вздохнула я.
— Ну да, — кивнул Артем. — Уж тебе ли этого не знать. Как врачу, я имею в виду. Нет, я поехал. И поступил. Но на международную журналистику. Отмашка прошла меня непременно принять, а на какой именно факультет — слетело. Я и воспользовался. Скандал был!.. Но все-таки смирились. Видимо, международная журнашлюха лучше обычной. Считай, валютная проститутка, не какая-то там плечевая. Год проучился, приехал на каникулы и случайно встретил на улице Лену.
— Кажется, начинаю понимать…
— Прижал ее легонько к стеночке, она разрыдалась и раскололась. Уж не знаю, каким сквозняком моей маменьке надуло, что я по ней с ума схожу. Заплатила ей за всю эту операцию, считая, что обеспечивает блестящее будущее непутевого сынка.
— Мда… — протянула я задумчиво. — Сурово. А мне казалось, что у меня задница. Я-то всего-навсего вышла замуж без согласия отца, и он капитально разозлился. Ушла из дома, но все-таки продолжала подрабатывать в его клинике. А потом назло ему стала дерматологом. Дерматовенерологом. Не прошла в гинекологическую интернатуру. Это все-таки одна из самых хлебных врачебных специальностей. Он, конечно, помог бы, приди я на поклон. Но еж — птица гордая. Готова была, скорее, санитаркой горшки выносить. А тут кожно-венерический профессор поймал и сказал дословно следующее: «Тамарочка, иди к нам. Если тебя так возбуждают вагины, их есть у нас, хоть лопатой греби. А также члены, бородавки, прыщи, лишаи и прочая прелесть. А после ординатуры, если не зайдет, всегда сможешь пойти на переподготовку».