После короткого утреннего заседания я пошла на междусобойчик, посвященный диагностике латентной гонореи. Вот тут-то и разгорелся обещанный Кулаковым холивар. Несколько врачей с пеной у рта доказывали, что провокации при наличии метода ПЦР[1] даже не вчерашний, а позавчерашний день. К чему мучить пациента неприятными процедурами или болезненными инъекциями, когда можно сделать простой анализ?
Ну разве я могла не ввязаться в драку? Диагностика диагностикой, но лечить латентную форму без вывода ее в открытую фазу, по моим наблюдениям, было все равно что играть в футбол теннисным мячом. Много возни — и все мимо.
Кипеж разгорелся нешуточный. Противники провокаций, в основном мужчины, навалились на меня скопом. Но я завелась и сражалась так, словно от этого зависела вся дальнейшая жизнь. Адреналин подхлестнул мой не самый блестящий английский, и я перестала запинаться, подбирая слова.
И все-таки меня сожрали бы, если б на мою сторону не встал все тот же сосед по залу. Пожалуй, только сейчас я разглядела его как следует. Немного за сорок, ярко выраженный норд — блондин с серыми глазами и бледной кожей. Высокий, мощный, с широченными плечами, распирающими пиджак. На бейдже значилось: Вальтер Либманн. И флажок, который я опознала как австрийский.
Каждый мой теоретический аргумент он подкреплял цифрами и фактами, как я поняла, из собственной практики. Твердо и спокойно. Мы с ним и еще несколько сочувствующих отбивались, пока время не истекло и нас не попросили на выход.
Из тесной душной комнаты, где с трудом поместилось два десятка человек, я вышла с мелко бьющимся сердцем и вспотевшей задницей. Но довольная, как собака после драки.
— Фрау Чумак! — окликнули сзади.
— Фройляйн, — машинально поправила я, оборачиваясь, и успела заметить, как изумленно вскинулись брови Вальтера Либманна. — Что-то не так?
— Обращение «фройляйн» в немецком языке уже с полвека не употребляют, — добродушно пояснил он. — Я бы сказал «фрау доктор Чумак», но не знаю, есть ли у вас научное звание.
— Нет, — почему-то стало немного неловко. — Я практикующий врач, еще только пишу диссертацию. Провокации — моя тема.
— Я так и понял, что вы практик. Поэтому у меня предложение. Хотите экскурсию в центральную клиническую больницу? У нас целых четыре часа до вечернего заседания. Я там заведую отделением дерматовенерологии. Думаю, вам было бы интересно.
[1] Полимеразная цепная реакция — метод диагностики инфекционных заболеваний по молекулам ДНК возбудителя
40
Больница, говоришь? Ну допустим. Притворюсь, что не заметила, как ты исподтишка изучаешь мои ТТХ[1]. Впрочем, почему бы и нет? Я твой экстерьер тоже оценила. Эстетические чувства никто не отменял.
Промелькнула смутная мысль об обеде, но в гостинице еда была такой безликой, что имело смысл перекусить в другом месте. Хоть и за свой счет, но попробовать нормальную австрийскую кухню, а не анонимную среднеевропейскую.
— С удовольствием.
Я сходила в номер за пальто и сумкой, и мы вышли на парковку. Черный Мерседес-внедорожник приветственно квакнул и подмигнул фарами.
— Прошу, — Вальтер открыл передо мной дверь.
По дороге я вкратце рассказала, что собиралась стать гинекологом, но обстоятельства сложились иначе. Что работаю в клинике, которая раньше принадлежала отцу, а теперь нам с братом. Пожалуй, впервые за два дня я вспомнила о конфликте с Тарасом и поспешила поскорее перейти на другую тему, расспрашивая о больнице и о медицине в Австрии в целом.
А больница, кстати, оказалась очень даже внушительной. Огромной. И абсолютно не похожей на наши, питерские. Первое впечатление на входе — то ли аэропорт, то ли большой торговый центр. Людской муравейник и броуновское движение. Или я так заплесневела в свой крохотной тихой клинике?
Вальтер водил меня по отделению, демонстрировал смотровые, процедурные, палаты.
— У нас все-таки акцент больше на дерматологию, — рассказывал он. — Даже на онкодерматологию. Но я чистый венеролог, как и вы. Согласитесь, есть в этом что-то сакральное — исправлять промахи секса. Как будто музыкальный инструмент настраиваешь, чтобы звучал чисто.
— Интересно сравнение, — рассмеялась я. — Хотя у меня в ходу менее романтичное. Уборка мусора за Венерой. Но надо же кому-то и это делать, правда?