Дракон, заметив, что привлёк внимание монаха, потянулся. Его крылья распахнулись, как перепончатая рука с длинными пальцами, раскрывшаяся, чтобы царапнуть по потолку. Он зевнул, обнажив окровавленные когти длинной с предплечье Ануши. Глубоко посаженные глаза дракона и пустые носовые впадины были похожи на череп. Из его челюсти торчали большие шипы, а вдоль надбровных дуг шли два ряда мелких рогов.
— Ты несёшь скверну, которой я не потерплю, — обвинил Рейдон дракона холодным, как железо, голосом.
— Вы вошли сюда и нашли свою смерть, — раздался в ответ шершавый рокот дракона. Чудовище напряглось, готовясь к прыжку.
Ануша крикнула:
— Где другие нарушители, которые вошли сюда несколько часов назад?
Дракон застыл при звуках её голоса. Его глаза обшарили помещение, ноздри раздулись. Крылья сложились назад и улеглись вдоль спины.
— Они сошли вниз, чтобы высказать своё почтение Гефсимету, — прошипел дракон, глаза которого блестели от интенсивности его поиска.
— Лжец! — воскликнула Ануша.
Брови дракона сошлись, как будто в озадаченности от того, что он не смог отыскать жертву. Язык его тела сейчас кричал об осторожности — чудовище больше не собиралось обрушиться на Рейдона.
— Ты назвала меня лжецом? Ты ошибаешься, невидимка. Меня зовут Скатрис, — сказал дракон. — Я позволю тебе и твоему другу-шу узнать, кто в этом зале лжец. Быть может, это ты? Гефсимет и твои друзья находятся внизу.
Дракон вытянул массивный коготь и указал на лестницу на дне покрытого слизью бассейна.
Ярость охватила Анушу. Она отвела руку и бросила свой сновидческий меч, как копьё. В её глазах оружие действительно удлинилось в полёте, став настоящим копьём. В последний момент Скатрис каким-то образом почувствовал этот осколок сна и увернулся. Копьё пронзило одно из крыльев дракона.
Тот взревел от гнева и растерянности, испустив поток зелёной жижи, опалившей стены. Копьё на миг удержало чудовище на месте, хотя дракон бешено забился, пытаясь избавиться от пригвоздившего его предмета.
Боль пронзила голову Ануши, сразу за глазами. Девушка охнула, и в тот же миг копьё исчезло. Боль ослабела, но осталось тупое ноющее чувство, напоминая ей, что уловки сна не могут изменять реальность бесконечно.
Дракон, освободившийся от незримого шипа, не сбежал. Вместо этого он припал к своему насесту, полагаясь на камень в качестве защиты от незримых атак. Он прошипел:
— Даже сейчас твои друзья отдают свои бессмертные души пустоте, что лежит между звёздами. А ты возишься здесь.
Он расхохотался, насмешливо и хрипло.
Рейдон изучал Скатриса. Клинок Лазури был обнажён в его руке. Язычки синего пламени бежали по клинку.
— Рейдон, пойдём! Мы нужны Яфету!
Монах нахмурился. Капля пота застыла у него на губе. Он свирепо посмотрел на дракона, но сказал:
— Внизу ждёт ещё большая мерзость, Ангул.
Полуэльф заставил себя отвернуться и шагнул в раскрытую дыру. С необычайной грацией он скользнул по скользкой, почти вертикальной стене в бассейн, легко избежав шахты с лестницей.
Ануша прыгнула следом — совсем не так изящно. Впрочем, её никто не видел, и простое падение не могло повредить девушке. Она подумала, не призвать ли сновидческий клинок снова, но решила подождать. Голова по-прежнему ныла. Было ясно, что бросив копьё в дракона, она надорвала свою способность влиять на реальный мир.
Монах бросился вниз по узкой винтовой лестнице. Ступени были скользкими от недавно стёкшей воды. Он ни разу не споткнулся. Ануша незримой тенью летела следом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Во рту стоял медный привкус. Кровь? Он изогнулся, глаза чуть не закатились в глазницы в поисках чего-то знакомого. Где он?
Тусклый красный свет тянулся наверху и по бокам. Огонь? Точки света пылали крошечными угольками, всё ярче и ярче, пока не слились в единую красную дымку.
Он вышел на дорогу из костей посреди багровой равнины под кровоточащим небом.
Он продолжал идти, потому что знал, что должен сделать нечто очень важное. Где-то в той стороне, куда он идёт, наверное. Нечто очень серьёзное, он был уверен. Чувство срочности пылало сразу за границей сознания, готовое вот-вот разбить стекло между раздражением от незнания и страхом от понимания. Но он никак не мог точно вспомнить, что должен сделать…
Он остановился. Дорога почему-то казалась знакомой, как будто он уже видел её во сне. Или, по правде говоря, в кошмаре.