На сей раз к избе приехали почти уже в темноте, потому что по дороге заменяли у машины колесо, да еще что-то в ней ломалось, и шофер был хотя и очень молодой, зато и здорово сердитый и все время ворчал, будто во всем этом были виноваты Оля и бабушка с дедушкой. А им все равно было радостно: они знали, что в деревне их ждут не дождутся разные удовольствия, которых в городе нет и быть не может.
— Ведь мне сразу спать нельзя, правда? — несколько раз по дороге спрашивала Оля и сама себе отвечала: — Ведь печь затопить надо? Воды принести надо? Поесть ведь перед сном обязательно надо? Да еще кукол накормить надо! Ведь они несколько дней без меня ну совершенно ничего не ели!
Все так оно и было, как она говорила. И печь затопили, и воды принесли, и поели, и кукол накормили, сидели, чаи распивали.
А перед этим случилось вот что. Когда в темноте кромешной поднялись в сени, дедушка долго шарил рукой по стене, искал выключатель, потом долго возился с замком, который никак не хотел открываться.
— Кто это смеется? — испуганно прошептала Оля, обеими руками схватившись за бабушкину руку.
— Тебе показалось, — сказала бабушка, — ты устала в дороге, вот и… Ну, кто здесь может смеяться? Ведь мы здесь одни. Никого больше нет.
— А вы послушайте, послушайте… — еще испуганнее прошептала Оля. — Слышите?.. Кто-то смеется…
Дедушка с бабушкой прислушались и явственно услышали что-то, похожее на негромкий смех:
— Хххи-и… хххи-и… хххи-и…
— Кто, кто это? — совсем еще испуганнее прошептала Оля, еще крепче схватившись за бабушкину руку, а бабушка весело объяснила:
— Да это дом смеется. Это так скрипят половицы, когда мы на них стоим.
Они втроем еще раз прислушались, послушали, как смеется дом, и дедушка рассудил:
— Его много-много лет не ремонтировали. Сначала он, наверное, плакал или сердился, жаловался на судьбу, потом, верно, решил, что нет смысла жаловаться понапрасну, и стал веселым.
— Да он просто обрадовался, что мы приехали! — воскликнула Оля, отпустив наконец-то бабушкину руку. — Он ждал, ждал нас целый день, думал, думал, что сегодня мы уже не приедем, а мы вдруг приехали, вот он и засмеялся! Да, да, взаправду!
— Вполне, вполне вероятно, — согласился дедушка. — Но пора приниматься за дела! Пусть он себе смеется, а мы поработаем.
Принялись они за дела, закипела у них работа. Каждому, как всегда, нашлось чем заняться, а поработав, сели они за стол перед вовсю разгоревшейся печью.
Оля спросила:
— Печка смеяться может?
— Огонь в ней смеется, — ответила бабушка, — даже дым в трубу летит весело.
Они долго смотрели, как плясало пламя над поленьями и как действительно весело тянулся из печи в трубу густющий дым.
— А вот у дяди Гриши дом, по-моему, плачет, — неожиданно и печально проговорила Оля. — Ведь дядя Гриша очень редко приезжает сюда. Дом его ждет, ждет, ждет, а дяди Гриши все нет, нет, нет… А вдруг куклы здесь без меня плачут?
— Вряд ли, — ответила бабушка, — ведь они прекрасно знают, что ты обязательно навестишь их. Уж если дом обрадовался нашему приезду, то, представляешь, как весело сейчас твоим куклам!
— Нет, нет, — довольным тоном возразила Оля, — они уже спят, они ведь у меня очень послушные… Пойдемте, пойдемте! — умоляюще воскликнула она. — Послушаем, как наш дом смеется!
Они вышли в сени, дедушка включил свет. Оля опять схватилась за бабушкину руку обеими руками, прошептала:
— Слушайте, слушайте…
Они прислушались и услышали:
— Хххи-и… хххи-и… хххи-и…
И Оля рассмеялась и отпустила бабушкину руку. И дедушка рассмеялся. Бабушка, глядя на, них, улыбалась, но сказала почти строго:
— Между прочим, уже очень поздно. А нам еще чаю попить невредно.
Когда снова уселись за стол перед печью, Оля утомленно проговорила:
— Между прочим, мне сегодня разрешили ложиться поздно, да?
— Не совсем уж поздно, — поправила бабушка, — а чуть позднее обычного. В честь приезда.
Они маленькими глотками осторожно пили горячий чай, заваренный на смородиновых листьях, молчали, любовались огнем в печи.
— Надо рассказать дяде Грише про наш дом, — вдруг решила Оля, — что он смеется. Может, и у него дом смеется, когда он приезжает?.. Пусть дядя Гриша почаще сюда ездит, — уже совсем медленно говорила она. — Дядя Гриша мне рассказывал, что его все бросили. Братья приедут, картошку заберут и больше носа не кажут… Ой, я спать хочу… у меня даже голова не держится… она свесилась…