На другой стороне улицы, в одном из окон трактира «Отрезанный палец» маячила высокая девушка лет семнадцати. Дороти, дочка трактирщика. Она вязала, откинувшись на спинку стула и положив ноги на подоконник. Увидев мой жест, она улыбнулась и махнула рукой. Том слегка покраснел.
– О. Хорошо. Хм… Я тут подожду.
– Почему?
– Ну… э-э… Салли! – внезапно сказал он.
Девушка спала на моём тюфяке. Она тихо дышала, и её грудь мерно поднималась и опадала.
– Кто-то должен за ней присмотреть!
– Я дал ей много мака. Она не проснётся ещё несколько часов.
– Мне лучше остаться. – Том переминался с ноги на ногу. – Просто чтобы она была в безопасности.
Я нахмурился.
– Что происходит?
Щеки Тома ещё сильнее побагровели.
– Я не хочу идти в «Отрезанный палец».
– И почему же?
Том кивнул головой в сторону трактира. Дороти по-прежнему поглядывала в окно.
– Мне не нравится, как эта девушка на меня смотрит.
– А как она смотрит?
– Как будто она мясник, а я племенная корова.
Я прыснул.
– Даю слово, что тебе ничего не угрожает. Дороти безобидна.
– Она хочет, чтобы я познакомил её со своей семьёй!
– Ой, да брось, – отмахнулся я.
И всё же мне пришлось чуть ли не волоком тащить Тома через улицу.
«Отрезанный палец», как и прочие заведения в городе, потерял почти всех своих клиентов. До того как пришла болезнь, здесь было шумно и суетливо, как и на улицах. Мне всегда нравилось тепло этого места, поэтому иногда – в особых случаях – мастер Бенедикт приводил меня сюда поужинать. Дороти работала у своего отца подавальщицей и всегда приносила доброе слово вместе с миской горячего рагу. Но с приходом чумы работы у неё стало мало, и она проводила большую часть времени за вязанием, сидя у окна. Сегодня, как в большинство других дней, в зале почти никого не оказалось. Единственным посетителем был одинокий пьяница, который в полусне бормотал вульгарные песни в кресле у огня.
Дороти, казалось, была довольна, что мы пришли.
– Привет, Кристофер, – поприветствовала она меня, кинув взгляд на Тома.
Девушка выпрямилась на стуле и разгладила фартук, надетый поверх льняного платья цвета бирюзы. Том попытался спрятаться за мной, но, поскольку он был в два раза крупнее, это не вполне удалось.
Дороти одарила его самой лучезарной улыбкой, какую мне доводилось видеть.
– Как приятно, что ты заглянул, Томас.
Том покраснел.
– Привет, – сказал он.
– Я очень надеялась, что ты зайдёшь меня навестить.
Том заалел так, что показалось – он вот-вот загорится. Он пробормотал что-то в ответ. Возможно, он сказал: «Я был очень занят», хотя звучало более похоже на: «Спасите-помогите». Видимо, Том был прав: дочка трактирщика действительно положила на него глаз.
Во мне ещё бурлил гнев. Я злился на воров. И хотя всё это выглядело очень забавно, я был слишком расстроен, чтобы в полной мере насладиться действом.
Дороти, не переставая улыбаться, обернулась ко мне.
– А что это за девушку ты привёл к себе домой?
Я вкратце рассказал ей о Салли, а потом перешёл к сути дела:
– Кто-то проник в мою лавку.
Дороти замерла, не вывязав петлю. У неё приоткрылся рот.
– Когда?
– Пока я был на рынке. Ты же видела, как я уходил утром?
– Конечно.
– Кто-нибудь заходил внутрь?
– Да.
Я уставилась на неё.
– Кто?
– Какой-то мужчина. – Она пожала плечами. – Никогда раньше его не видела.
– Почему же ты не пришла и не рассказала, что ко мне кто-то вломился? – с изумлением спросил я.
Она смутилась:
– Но он не вломился, а вошёл.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что сказала. Ты ушёл. А через несколько минут тот человек вошёл в лавку.
– Но… дверь была заперта.
Дороти поджала губы.
– Знаешь, это было довольно странно. Мне казалось, я видела, как ты запирал дверь. Но потом этот человек вошёл, и я решила, что Томас ещё внутри.
Ну конечно. Пока я запирал дверь, Том вывозил тележку через заднюю дверь. Поскольку Дороти не видела, что он уходит, она и не подумала, что здесь что-то не так. Однако оставался вопрос: как этот человек вошёл? Я кинулся обратно через улицу. Том побежал следом.
Дороти наблюдала за нами из окна. Мы стояли перед аптекой.
– Я уверен, что запер дверь, – сказал я.
– Может, с твоим ключом что-то не так? – предположил Том.