Пророк кивнул доктору Парретту. Дым, поднимавшийся от маски, заклубился, окружив голову Мельхиора сероватым облаком.
– Приветствую вас, сэр.
Доктор Парретт почтительно поклонился.
– Это честь для меня, Мельхиор, как и всегда.
Сквозь стёкла в маске пророк уставился на тело девочки.
– Ещё одна?
– Я пока не осмотрел её, – сказал доктор Парретт.
– Тогда приступим.
Мельхиор протянул руку с серебряным посохом. Подцепив горгульей подбородок мёртвой девочки, он поворачивал ей голову то вправо, то влево, разглядывая шею. Не найдя чёрных пустул, Мельхиор запустил серебряное крыло под платье и распустил шнуровку, обнажив кожу под ключицей. Он замер. Кожа девочки была ярко-красной. Толпа застонала. Доктор Парретт тихо подтвердил:
– У неё есть знак. Это чума.
Генри перекрестился – так поспешно, что чуть не сбил с носа очки. Том скрестил пальцы на обеих руках и прижался ко мне. Я подался назад.
– Мы должны вынести тело из зала, – сказал доктор Парретт, по-прежнему тихо. – Том, будь добр, помоги.
Том вжался в меня с такой силой, что едва не раздавил о стену.
– Я?..
Доктор Парретт указал на людей, лежавших на полу.
– Помоги раненым выбраться на улицу, хорошо? А я возьму девочку.
Мой друг чуть не рухнул в обморок от облегчения. Он отступил от тела и почти бегом ринулся к ближайшему человеку, которого чуть не растоптала удирающая толпа, – пожилой женщине. Она держалась за повреждённую лодыжку, но, похоже, не чувствовала боли. Как и большинство других, она с благоговением смотрела на Мельхиора.
Я вознамерился помочь Тому, но доктор Парретт остановил меня.
– Останься с магистратом, – сказал он негромко. – Только не прикасайся к нему.
Мне не нужно было повторять это дважды.
Доктор Парретт взял девочку на руки и вынес из зала. Олдборн стоял на месте, уставившись в пол.
– Всё так, как и было предсказано, – сказал Мельхиор, не обращаясь ни к кому конкретно.
Я вспомнил, что говорил нам доктор Парретт: Мельхиор недавно сделал предсказания относительно некоторых чиновников магистрата. Ещё одно пророчество сбылось.
Генри осторожно шагнул вперёд.
– Э… Прошу прощения. Сэр?
Люди Мельхиора зашевелились, когда Генри приблизился. Они внимательно следили за ним, руки незаметно скользнули к оружию на поясах. Генри остановился и нервно перевёл взгляд с людей Мельхиора на самого пророка, возвышавшегося над маленьким человечком. Мельхиор этого не заметил. Он разглядывал потолок, словно что-то искал.
Генри прочистил горло и попытался снова:
– Сэр?
Мельхиор наконец опустил взгляд и посмотрел на Генри сквозь стёкла в маске.
– Кто ты?
Человечек отпрянул.
– Генри Коул, сэр. Я секретарь магистрата Олдборна. Помогаю управлять делами благотворительности.
Мельхиор ничего не ответил. Генри дёрнул себя за воротник.
– Джон Парретт сказал мне, что вы… э… в последнее время сделали новые предсказания.
Мельхиор склонил голову набок. Дым, поднимавшийся от его клюва, переливался в солнечных лучах. Теперь я испугался, что Генри может хлопнуться в обморок.
– Он сказал… Я слышал, что одно из них… касалось магистрата Денча. Что он заболеет. Кто-нибудь… э… обследовал его?
Толпа молча ждала. Мельхиор продолжал смотреть на Генри. Наконец пророк заговорил:
– Я был в доме Денча сегодня утром. Он заражён.
Люди застонали. Взгляд Мельхиора вновь обратился к потолку.
– Я закрыл его дом на карантин.
Напряжение от присутствия Мельхиора стало чрезмерным для Генри. Он отступил ко мне и бессильно опёрся о стену, стаскивая парик. Провёл кудрями парика по лицу, утирая пот, капавший со лба.
– Дом магистрата Олдборна тоже надо закрыть, – прошептал он мне. – Люди будут в ярости. И я был там. Как я мог это пропустить?
На самом деле не трудно было понять, как он это пропустил. Хотя закон требовал от хозяев домов позвать врача в течение двух часов после появления любых симптомов, многие пытались скрыть их. Согласно городским правилам, каждый чумной дом следовало опечатать, а всех жильцов поместить в карантин – не важно, больны они или нет. Те, кто оказывался внутри такого дома, попадал в ловушку, и это могло стать смертным приговором. Некоторые семьи подкупали врачей, чтобы те объявили болезнь родственника не чумой, а чем-нибудь другим. Иные просто никому ничего не говорили. Как выяснилось, именно так и поступил магистрат Олдборн. Тревога Генри была понятна.