– О чём именно?
– О чуме, конечно.
Теперь я смутился. В очередной раз.
– Мы никогда это не обсуждали.
– Но Бенедикт Блэкторн был большим специалистом по чуме, – возразил Генри. – Разумеется, он должен был поговорить с тобой о ней. О подобных болезнях. О потенциальных лекарствах. О травах и других средствах, которые могли бы облегчить страдания больных.
Я покачал головой.
Генри нахмурился.
– Могу поклясться, что Блэкторн был экспертом в таких вопросах, – сказал он. – Ну, может быть, я не в курсе. Меня здесь не было, когда действовал культ. На самом деле я уехал из Лондона во время прошлой эпидемии и с тех пор больше не жил здесь. Я вернулся всего два месяца назад – поступил на работу к магистрату Олдборну, когда его предыдущий секретарь заболел.
– Вы вернулись в Лондон? – переспросил Том. – Именно сейчас?
– Совершенно верно, – гордо сказал Генри. – В каком-то смысле я сам специалист по чуме. Да, я не врач, как Мельхиор или Джон. Но каждый человек обязан работать в соответствии со своими талантами, а я хорошо умею считать. Поэтому я и работаю в городской администрации. Когда вспыхивает болезнь, хорошее управление городом спасает жизни – особенно жизни наиболее нуждающихся. Отнимите у бедняков милосердие – и они умрут. Вот в чём наша проблема с Галеном. Чума привлекает мошенников, как урожай саранчу. Они начинают охотиться на самых отчаявшихся, предлагая «лекарства», которые и волдырь не вылечат. Я сталкивался с таким не раз и даю слово: здесь вы увидите то же самое.
– Но Гален сражался с шарлатаном на рынке, – возразил я. – И он говорил, что ни с кого не возьмёт денег за лечение.
Генри почесал в затылке.
– Что ж, это правда. Когда Гален пришёл ко мне, он и в самом деле ничего не просил для себя. Только хотел, чтобы город закупил ингредиенты для изготовления лекарства, а потом бесплатно предоставил его людям.
– Но если он не пытается никого обмануть, – взволнованно начал я, – получается, его лекарство настоящее?
– Не может этого быть!
– Почему?
– Потому что лекарства не существует, – просто сказал Генри. – Я слишком часто видел чуму и понимаю, это дело рук сил, обитающих за пределами мира смертных. Самое большее, что мы можем сделать, – попытаться облегчить страдания больных.
Дверь дома магистрата Олдборна открылась. Мельхиор вышел и вернулся к своим людям. Он протянул им какой-то небольшой предмет, но я не смог разглядеть, что именно это было. Мужчины некоторое время рассматривали его, а потом ушли восвояси.
Доктор Парретт приблизился к нам.
– Всё так, как и сказал Олдборн. Его дочь больна чумой. Мы должны немедленно опечатать дом.
Генри удручённо покачал головой.
– Господи всемогущий, – произнёс он, а потом подозвал несколько человек и кивнул им на дом.
Они принесли нужные материалы. Окна на первом этаже начали заколачивать досками. Входную дверь пока не забили, но кто-то нарисовал на ней большой красный крест высотой три фута. Над ним он написал то же сообщение, которое «украшало» столь многие дома в городе.
Доктор Парретт вручил Генри ключи. Секретарь Олдборна переговорил со своими людьми и назначил двоих охранников. Один будет дежурить днём, другой ночью. Их задача – приглядывать за домом и следить, чтобы никто из семьи магистрата не вышел наружу. Отныне входить и выходить позволялось только врачам, сёстрам милосердия и аптекарям. Любой другой, кто войдёт в дом, будет помещён в карантин вместе с другими обитателями дома и уже не сможет его покинуть.
Сам магистрат наблюдал за этими печальными приготовлениями, стоя у входа. Гален обратился к нему:
– Не бойтесь. Я вылечу Аннабель. Даю вам слово.
С этими словами он вошёл внутрь. Мельхиор обернулся к доктору Парретту.
– Я хочу на это посмотреть, – сказал пророк, и они с Парреттом следом за аптекарем вошли в дом.
– Я тоже хочу посмотреть, – сказал я Тому.
Он опустил руку мне на плечо.
– Если ты попытаешься туда войти, я повалю тебя на землю и сяду сверху.
– Да нет же! Я просто загляну в окно. Пошли.
Найти лестницу оказалось не трудно. Четыре соседних дома уже были заколочены, и на дверях виднелись те же знаки – крест и печальная мольба. Рядом с такими домами охранники всегда устанавливали лестницы; так можно было передавать заражённым еду и припасы, не входя в дом – через окна верхних этажей.
Стеречь чумные дома было неблагодарным делом. Охранников не очень-то жаловали. Хотя все боялись чумы, никому не нравилось видеть, как люди сидят запертыми в своих домах, практически обречённые на верную смерть.