ГЛАВА 30
Глядя на свое отражение в зеркале, Хуан уже не понимал, где заканчивается его физиономия и где начинается грим Кевина Никсона. Он взглянул на прилепленные Кевином к стене скотчем увеличенные фотоснимки — они служили ориентиром — и потом снова на себя. Сходство было безупречным. Надетый на голову парик полностью соответствовал и волосам, и прическе оригинала.
— Кевин, ты превзошел самого себя, — констатировал Хуан, срывая наложенный Кевином вокруг шеи бумажный воротничок, чтобы не заляпать гримом сорочку под смокинг.
— Превратить тебя в арабского террориста Ибн Аль-Азима — это еще ничего. Вот попросил бы ты меня придать тебе облик еще кого-нибудь из этих скотов, вот тогда ты бы с полным правом мог назвать меня чудодеем.
Хуан ловко завязал галстук-бабочку и втиснул широченные плечи в белый смокинг. Если практически любому смокинг к лицу, то Кабрильо в нем выглядел до крайней степени самоуверенным, даже при наличии утолщающих прокладок, для того чтобы его телосложение соответствовало фигуре Аль-Азима. Не мешало и то, что результаты их слежки показали: террорист-финансист отнюдь не брезгует и Армани. В нижней части спины находилась плоская кобура для его обожаемого «FN», автоматического пистолета калибра 5,7.
— Ты похож на Джеймса Бонда, только пузатого, — отметил Майк Троно с другого конца заваленного всякой всячиной рабочего помещения Кевина.
Усердно подражая интонации и голосу Шона Коннери, Хуан отпарировал:
— Обслуживающий персонал должен быть незаметен и бессловесен.
Майк и Джерри Пуласки были в униформе обслуживающего персонала всемирно известного «Казино де Монте-Карло». Кевин и его штат имели в распоряжении сотни различных видов форменной одежды — от мундиров российского генералитета до одежонки регулировщика уличного движения в Нью-Дели или смотрителя парижского зоопарка; таким образом, им потребовалась всего пара минут, чтобы изменить облик.
Майк и Джерри подкатили мощный мусорный бак на колесиках, передвижную тележку со шваброй и пластмассовый знак с надписью «СКОЛЬЗКИЙ ПОЛ».
В дверном проеме возник главный стюард, тихо и незаметно, как всегда. Поверх формы был повязан свежий белый передник. Экипаж мучился вопросом, надевал ли он каждый раз свежий передник перед выходом из буфетной или же просто никогда на себя ничего не проливал. Подавляющее большинство было за последний вариант. Стюард держал в руке запечатанный пластмассовый контейнер, причем с таким видом, будто внутри находились ядовитые змеи, и на его лице застыло хмурое выражение.
— Ради бога, Морис, — решил поддразнить Хуан, — это ведь не настоящий.
— Капитан, я этим занимался, так что, можно сказать, настоящий.
— Дай-ка взглянуть.
Морис поставил контейнер на гримировочный столик Кевина и отпрянул, явно не желая снимать крышку. Хуан быстро снял ее и тут же отшатнулся.
— О-о-о! Ее непременно нужно было приготовить такой острой?
— Вы попросили меня сымитировать рвотные массы. Я подошел к этому как к приготовлению блюда. То есть запах здесь столь же важен, как и внешний вид.
— Вроде пахнет так же, как и та штука из рыбы, которую ты приготовил для Дженнике, — язвительно заметил Майк, вновь плотно прикрывая крышку и ставя контейнер на тележку со шваброй.
Морис взглянул на него, как строгий учитель на набедокурившего ученика.
— Мистер Троно, если вы не признаете ничего, кроме хлеба и воды, в следующий раз приму во внимание.
— Ну-ну, мне понравилось то блюдо, — явно идя на попятный, успокоил его Майк. Все на «Орегоне» принимали угрозы Мориса всерьез. — Так что в ней?
— Основа — гороховый суп, а остальное — коммерческая тайна.
Хуан искоса посмотрел на него.
— Приходилось и раньше этим заниматься?
— Однажды в молодости решил подшутить над Чарльзом Райтом, капитаном эсминца, которому я прислуживал. Он требовал от Блая, чтобы тот вел себя как мать Тереза. Этот педант гордился своим якобы железным желудком, и мы во время инспекции вылили часть этой смеси в его персональный гальюн буквально за несколько секунд до того, как туда направился один адмирал — важная шишка в группе инспекторов. На всю оставшуюся службу к Райту прилипла кличка Чаки-блевун.
Все расхохотались. Они никогда не скрывали эмоций, в особенности накануне очередной операции, так что любая возможность выразить их приветствовалась.
— Это, вероятно, все, капитан?
— Да, Морис. Спасибо.
— Рад услужить.
Вежливо склонив голову, стюард вышел, пропустив доктора Хаксли — та шла в «Волшебную лавку».