Мужчины засвистели и завопили. На Хаксли было кричащефиолетовое шелковое платье в обтяжку и без бретелек. Волосы вместо надоевшего всем конского хвостика завиты в локоны.
Косметика подчеркивала глаза и рот, заметно омолаживала кожу лица.
— Все для вас здесь, — пояснила она, вручая Кабрильо тонкую кожаную папку. Он открыл ее, и все увидели три шприца для подкожных инъекций в защитных капсулах. — Введите это в вену, пятнадцать секунд, и баиньки.
— А таблетки? — спросил Хуан.
Доктор Хаксли вытащила стандартную пластмассовую коробочку для пилюль, а оттуда две капсулы.
— Если у Аль-Азима проблемы с почками, он загремит в больницу, даже до туалета не добежит.
— Через сколько времени наступает воздействие?
— Десять, возможно, пятнадцать минут.
— Уверена, что ему не вздумается проверить их?
Хаксли закатила глаза. Они уже раза три прикидывали такую возможность.
— Таблетки абсолютно неотличимы.
И тут же сунула ему под нос свой паспорт. Поскольку жителям Монако посещать казино не дозволялось, на входе проверяли паспорта.
— У всех есть телефоны? — спросил Хуан.
Чтобы не привлекать внимание радионаушниками и переносными радиостанциями, для связи решили использовать обычные сотовые телефоны. Все дружно кивнули.
— Ладно, тогда спускаемся и приступаем к делу.
Выстроенное по проекту Шарля Гарнье, архитектора легендарной Парижской оперы, «Казино де Монте-Карло» представляло собой не что иное, как храм азартных игр. Все было выдержано в помпезном стиле времен Наполеона III, с великолепными фонтанами у входа, двумя внушительными башнями под медными крышами. Изящный атриум украшали двадцать восемь колонн из оникса, мрамора и витражи, которых имелось здесь великое множество — почти в каждом зале или гостиной. Когда прибыл Хуан, у входа выстроились три «Феррари» и парочка «Бентли». Понемногу тянулись и гости.
Хуан взглянул на наручные часы. Кериков и Аль-Азим раньше десяти не появлялись, так что в его распоряжении оставалось добрых полчаса. Вполне достаточно, чтобы отыскать незаметное место и дождаться их. Аль-Азиму совершенно ни к чему лоб в лоб сталкиваться со своим двойником.
Заверещал телефон.
— Начальник, мы со Ски на месте, — доложил Майк Троно.
— Какие-то проблемы?
— Мы совершенно неотличимы от обслуживающего персонала.
— Где вы сейчас?
— Прямо у кухонного подъемника. Тщательно отмываем графины, намеренно облитые оливковым маслом.
— Хорошо, продолжайте в том же духе и ждите моего сигнала.
Кабрильо, предъявив паспорт, заплатил плату за вход. Толпа двигалась вправо, к роскошным игровым залам, а Хуан последовал за ней. Он поднялся наверх, к бару, заказал мартини, которое не собирался пить, и занял место в самом тускло освещенном уголке бара.
Чуть позже позвонила Хаксли, также доложив о прибытии. Она находилась в «Европейском салоне», главном игровом зале казино.
Коротая время, Хуан ломал голову над тем, каким образом вытащить Макса до того, как остров Эос превратится в груду камня с помощью орбитального баллистического снаряда. Сомнений в том, что Макса ждет та же участь, что и этот островок, не оставалось: слишком уж велики были ставки. Вероятно, и сам Макс это понимал.
Как ему недоставало низкочастотного оборудования, чтобы связаться с Хэнли, причем именно передатчика, поскольку приемник у него был. Хуан прогнал в уме с десяток вариантов, однако в конце концов от всех пришлось отказаться — они никуда не годились.
— Они здесь, — сообщила Джулия по телефону, когда он уже минут двадцать проторчал в этом баре.
— И продвигаются к столу для игры в «железку».
— Пусть пока усядутся и закажут себе выпивку.
Внизу, в казино, Джулии Хаксли приходилось разрываться между рулеткой и объектами наблюдения. Стопка фишек перед ней довольно быстро убывала, время шло, а Ибн Аль-Азим уже выпивал, наверное, третью по счету порцию чего-то.
У Джулии мелькнула мысль: какая все-таки несуразица — этот человек готов финансировать террористические группы мусульман-фундаменталистов и в то же время вовсю хлещет запрещенный Кораном алкоголь. Она подозревала, что он считал себя такфиром, правоверным мусульманином, убежденным исламистом, который имел право и нарушить Коран ради инфильтрации в западное общество. Разумеется, этого вполне можно было добиться всего-навсего европейской одеждой и отсутствием густой бороды до пупа. А вот питье и распутство вовсе не обязательны. Но, похоже, именно они и были его наиболее сильной страстью.