Огромная махина понеслась назад, держа курс на север. Впереди возникли очертания горы, из-за которой Лихтерман не увидел ледник. В ту минуту он благодарил Бога за яркий лунный свет, ведь он мог отчетливо различить нелепо выделяющееся белоснежное пятно льда не меньше двух километров в длину. Никакого здания, правда, Лихтерман не заметил, да и неважно. Сейчас он был сосредоточен только на этом клочке льда.
Почти по всей своей длине он возвышался над водой, а в конце упирался в расщелину в скале, отвесную стену льда настолько толстого, что в лунном свете он отливал голубоватым.
«Кондор» камнем падал вниз. Лихтерман еле успел выровнять самолет, едва не задев крылом камень. Выглядевший гладким за сотни метров, лед оказался куда жестче при приближении, будто бы море мелких волн в одно мгновение застыло. Шасси Лихтерман выпустить все же не осмелился. Обломись одна из стоек при посадке, самолет перевернет через крыло и порвет на куски.
— Держись! — прохрипел он.
Кесслер занял место радиста и пристегнулся. Вокруг не было ни единого иллюминатора, и в кромешной тьме парень мог различить лишь ярко горевшие цифры на рации. Услышав короткий сигнал пилота, он мигом согнулся в три погибели, прикрывая шею руками и сводя локти с коленями, прямо как на учениях. Слова молитвы срывались с его губ.
С огромной силой «Кондор» ударился о поверхность ледника, подскочил на пару метров и снова рухнул вниз. Громкий скрежет металла о лед напоминал звук поезда в тоннеле. Кесслера едва ли не вырвало из ремней безопасности, но он так и остался в позе эмбриона. С жутким грохотом самолет наткнулся на что-то большое, все внутри заходило ходуном. Крыло зацепилось за ледяную глыбу, и «Кондор» завращался, щедро теряя детали.
Неизвестно, что лучше: сидеть здесь в пугающем неведении или своими глазами наблюдать из кабины пилота, как самолет разносит на куски.
Под ногами Кесслера что-то громко хрустнуло, плексигласовую перегородку втащило внутрь, громадные куски льда били по самолету; но непохоже, чтобы они хоть чуть-чуть замедлились.
Раздался оглушительный треск, и парень почуял характерный запах высокооктанового топлива. Он догадался, что это отлетело крыло, ударившись о скалу. Хоть Лихтерман и слил большую часть горючего, его еще немало осталось в топливопроводе.
Самолет все еще скользил по леднику, но явно начал тормозить. Потеряв левое крыло, «Кондор» развернулся перпендикулярно направлению скольжения, и сила трения увеличилась.
Кесслер вздохнул с облегчением. «Кондор» вот-вот окончательно остановится. У них получилось! Он ослабил свою мертвую хватку и уже выпрямился было в кресле, как оторвало второе крыло самолета.
Фюзеляж перевернулся кверху дном. Все произошло настолько внезапно, что Кесслера чуть снова не вырвало из ремней безопасности. Он едва шею не свернул, все тело сковало болью.
Парень висел вверх тормашками, еле соображая, что происходит. Через пару секунд он все же осознал, что скрежет алюминия пропал. «Кондор» наконец остановился. Борясь с тошнотой, Кесслер дрожащими руками отстегнул ремни, осторожно опустился на крышу фюзеляжа и в ужасе отпрянул. Он наступил на что-то мягкое. Приглядевшись, Кесслер узнал одного из членов экипажа. Перепуганный мальчишка дотронулся до него рукой, но измазался в липкой теплой жидкости. Кровь.
— Гауптман Лихтерман? — позвал он. — Йозеф?
Ответом ему был лишь свист ледяного ветра.
Кесслер порылся в ящике под рацией и нашел то, что искал, — фонарик. Луч света выхватил из темноты тело Макса Эбельхарта, погибшего в первые секунды схватки. Продолжая звать Йозефа и Лихтермана, парень направил луч фонарика на перевернутую кабину. Так и пристегнутые ремнями, оба пилота оставались на местах, а их руки свисали, как у тряпичных кукол.
Ни один из них не подавал признаков жизни, даже когда Кесслер подобрался ближе и тронул плечо пилота. Голова Лихтермана была запрокинута, в голубых глазах угас свет. Лицо было все в темной крови, вытекающей из пробитого черепа. Кесслер дотронулся до его щеки. Она была еще теплой, но кожа уже утратила эластичность. Парень посветил на второго мужчину. Йозеф тоже погиб. Он явно ударился головой о переборку — на металле краснело пятно крови, — а Лихтерман, должно быть, свернул шею при ударе о землю.
Резкий запах топлива наконец вывел Кесслера из оцепенения, и он начал пробираться в хвост самолета, к основной двери. Рама была погнута, пришлось вышибать дверь плечом. Он выпал из самолета и растянулся на льду. Повсюду валялись детали поверженного «Кондора», и Кесслер отчетливо видел огромную борозду, проделанную многотонной махиной.