Его помощник снова потянул веревку. Кажется, Хану потерял сознание второй раз, пока его поднимали, потому что очнулся он опять от вылитой на голову воды. Палач подошел к нему, нежно, как котенка, покачивая в руках кнут.
– О чем вы с принцессой сговорились?
– Я уже ск-казал! Н-ни о чем б-больше!
Равнодушно хмыкнув, палач неспешно и привычно размахнулся. Кнут прошелся по оголенной спине, сдирая кожу. Хану зажмурился, чувствуя, как не хватает в легких воздуха для крика, как стекает из раны кровь. Палач ударил еще раз. Наверное, не так уж это и страшно – умереть от отката. Сейчас, под пытками, или на несколько часов позже – невелика разница.
В голове, сквозь муть и эхо от собственного крика, медленно всплывала еще одна мысль. Был и другой выход – Хану учил это заклинание, наравне с другими, до которых успел добраться. Учил, хоть и не знал точно, какой от него эффект и как много сил оно потребует. Жаль, что использовать его он не мог – заклятия слагались на древнем, давно мертвом, языке. Попробуй он произнести пару слов оттуда, палач сразу поймет, что он задумал. Да Хану и не мог говорить сейчас, пока его спину полосовали кнутом.
Снова темнота, снова ледяная вода стекает по лицу. Сквозь мокрые волосы, спутавшиеся и закрывающие глаза, почти ничего не было видно. Не слушая, что говорит ему палач, Хану жадно и тяжело дышал. Нужно выиграть время. Немного, хотя бы пару минут. Нужно. Выиграть. Время.
В очередной раз дергается веревка, и от вывернутых плеч по телу проходит волна боли. Кнутом его больше не бьют – боятся, что он умрет слишком рано. Помощник палача наступает на веревку, связывающую ноги, тянет вниз. Хану воет, уже почти не думая о том, чтобы спастись. Ему только надо, чтобы это прекратилось.
– Хватит! Не надо! Я все скажу!
– Давно бы так, – одобрительно хмыкнул палач.
Хану едва не потерял сознание опять, пока его спускали. Лежа на холодном, покрытом грязью полу, он некоторое время пытался вернуть себе способность думать. Здесь, в пыточной, пятеро людей, кроме него. Амулетов – три. Палачи, два стражника и писать – не самые важные люди в Эргане, и вряд ли именно их будут пытаться защитить от чумы в первую очередь. Конечно, они это знают.
Палач, поторапливая, ткнул его носком сапога в лицо. Тянуть и обдумывать дальше было нельзя.
– Есть амулеты, – выдавил Хану. Голос после крика звучал хрипло и глухо. – Они защищают от чумы. У Эскер один, у меня с собой три… было. Подвеска, и два кольца.
Он не видел, но почувствовал, как переглядываются люди в камере. От писаря и молодого помощника палача исходило почти ощутимое напряжение. Самые слабые, самые младшие по рангу. Один из стражников подошел к сваленным у двери вещам, быстро обшарил их.
– Где они?
– Тамис их себе забрал, – кивнул на палача его помощник.
Тот сделал шаг назад, оглядывая вооруженных алебардами стражников в кольчугах. Вполне возможно, в городе у него была семья или другие близкие люди. И, наверное, он уже собирался отдать лишние амулеты им. Но отказывать в такой момент стражникам было чистым самоубийством. Тамис, напряженно улыбаясь, вынул из кармана штанов подвеску и два кольца.
– Надо сейчас же отдать их господину Калиару, – подал голос писарь. Не успел Хану подумать о том, что парнишка оказался на удивление честным, как тот добавил: – Я отнесу.
Дальше Хану не слушал. Заглушаемый разговором, постепенно переходящим в ругань, он начал произносить длинное певучее заклятье. О чем оно, он не понимал, и механически повторял все, что выучил. Единственным знакомым словом среди череды неясных и сложно произносимых было «Тевелес» – имя древней богини. Дева, встречающая умерших на пороге загробного мира, богиня хитрости, познания и разрушения, давно была вычеркнута из пантеона и забыта. Поклонялись ей только маги, считающие ее своей покровительницей. Может быть, она и правда помогала им – Хану не знал этого. Последние несколько лет он, по примеру учителя, ни разу не обращался с молитвой к привычным богам, а говорить с Тевелес, не являясь полноправным чародеем, боялся.
Крик рядом прервался глухим ударом. Рядом, глядя распахнутыми голубыми глазами, упал парнишка-писарь. Из проломленного виска у него стекала на пол вязкая и густая кровь. Хану закрыл глаза, чтобы не отвлекаться, и продолжил говорить – так же тихо, едва шевеля потрескавшимися губами.
Он понял, что получилось, когда голоса замолкли. Силы стремительно покидали измученное тело. Хану с трудом разлепил веки, борясь с навалившейся усталостью, и приподнял голову от каменного пола. Молодой помощник палача, стоявший к нему ближе всех, ошарашенно пялился на стену напротив. Из носа и ушей у него текла кровь. Медленные ленивые капли сменились бодрыми струйками. Человек упал на колени. Он успел подставить под себя руки, чтобы не грохнуться об пол, только затем, чтобы тут же зайтись в приступе кашля. На холодные камни с кровью полетели ошметки внутренностей.