С остальными, судя по звукам, происходило то же самое. Совсем рядом бухнулся стражник, едва не задев Хану лезвием алебарды, булькали и захлебывались кровью палач и второй стражник у двери. Несколько горячих капель, вылетевших из помощника палача, попали Хану на лицо. Тот усмехнулся и, сделав судорожный вдох, расхохотался.
Он хрипло хохотал, глядя, как падает в лужу собственной крови человек рядом, как дергаются в предсмертных судорогах стражники и палач. Смех отдавался болью во всем теле, мешал дышать. Хану не обращал на это внимания, не думал о том, что не может развязаться, и что из замка его не выпустят. Он продолжал хохотать, когда помощник палача рядом обмяк, а его наполненные ужасом глаза остекленели, не замолчал, когда затихли остальные. Связанному, измученному, заранее приговоренному к смерти, в полной трупов комнате ему оставалось только смеяться.
– Что, – хрипло спросил он у мертвецов, когда сил смеяться уже не осталось. – Думали, вам это с рук сойдет?
Вряд ли они еще что-то думали. Хану, продолжая криво улыбаться, провалился в темное и вязкое забытье.
Глава 5
– Хану. Хану!
Сквозь сон голос доносился слабо, едва слышно. Забытье притупляло ощущения, чему можно было только порадоваться. Даже сейчас, в липкой серой бессознательности, чувствовалось, как горит исполосованная спина и как тянет от пола ледяным холодом. Плечи ныли тупой, уже почти привычной болью. Одного из них коснулись теплые пальцы. Через мгновение рука взялась тверже, чуть встряхивая его и приводя в сознание. Хану дернулся, приходя в себя.
– Слава Сэйе! Жив! – выдохнула Эскер.
Ее лицо, освещенное желтоватым светом, было совсем близко. Cобраная, взволнованная, она сидела рядом, низко склонившись над ним. Освещала камеру масляная лампа, стоявшая на полу, факелы успели перегореть.
– Пусти, – прохрипел Хану.
Мгновение принцесса непонимающе смотрела на него; затем, переведя взгляд на ведущую от связанных рук к потолку веревку, охнула и отдернула пальцы.
– Прости, я не подумала об этом. Амулеты у тебя?
Хану ответил не сразу. Мысли текли неохотно, будто тягучие капли меда. Медленно возвращались воспоминания: умирающие от чумы горожане, принц, приказавший пытать его, и королевские люди, которых он убил. В застоялом воздухе, сквозь копоть, отчетливо чувствовался запах крови.
Не дожидаясь, пока он заговорит, Эскер поднялась на ноги. Дешевое платье с передником, надетое на ней, было явно с чужого плеча, белый чепец закрывал волосы и мешал рассмотреть лицо. Ни капли не смущаясь, принцесса подняла юбки. Под ними успели мелькнуть коричневые суконные штаны, привязанные к поясу сапоги и ножны с мечом. Выудив оружие, девушка бегло одернула платье, переступила через Хану и присела рядом.
– Сейчас перережу веревку, – предупредила она.
Хану попытался кивнуть. Лежа на полу, в этом было мало толка.
– У кого-то из них, – отозвался он наконец на вопрос об амулетах. – Дай мне один…
Эскер пилила веревку медленно, стараясь больше не потревожить его руки.
– Это ты их?.. – уточнила она, не отрываясь.
Он снова замолчал ненадолго. Признаваться в убийстве королевских стражников не хотелось, отрицать очевидное было глупо.
– Да, – признался он наконец. – Кроме младшего…
Эскер, не разжимая губ, кивнула. Сдернув остатки веревки с запястий, она, передвинувшись, перерезала веревку на ногах. Это вышло быстрее – там она не пыталась быть аккуратной. Хану попытался подняться и со стоном упал обратно – от плеч по всему телу прокатилась очередная волна боли. Снова задрав юбку, Эскер вогнала меч в ножны и подошла к ближайшему трупу стражника.
– Как ты? Идти сможешь?
– Наверное, – без всякой уверенности отозвался Хану.
Принцесса с трудом разжала мертвые пальцы. В них действительно оказался амулет – тонкое золотое кольцо с узорчатой вязью.
– Это? – быстро спросила она, показывая находку.
– Да, – все-таки поднявшись, Хану сел и торопливо протянул руку вперед. Ему уже казалось, что он чувствует, как подступает кашель. – Д-дай мне…
Кивнув, Эскер сунула ему кольцо. Хану нацепил его на левый мизинец, едва не содрав кожу в спешке, и только тогда вздохнул спокойнее.