— Странно звучат ваши слова.
— Это полуправда. Она удобнее, чем полная правда, и в то же время не совсем является ложью. Я думаю, величайшее достижение человеческой мысли, которым люди будут пользоваться до конца времен.
— И все равно, скользкая он какая-то. Правда на то и правда, чтобы на ней можно было стоять твердо, а на скользком кто устоит? Но раз капитану так будет лучше, я согласен, и команда моя тоже. Расскажу ей обо всем потом, как спущусь в трюм.
Лекарь кивнул и устремил взгляд в море. Сон больше не тянул в постель, а головокружение отступило. Филиппу больше всего тогда хотелось просто стоять у борта корабля и смотреть на море.
Одна из птиц, которые беспрерывно летали над островом и рядом с кораблем, села на борт совсем рядом с Филиппом. Взглянув на него черной бусинкой глаза, она сперва отпорхнула чуть в сторону, потом отскочила. Убедившись, что странное существо не собирается ее атаковать или отнимать добычу, птица лапой сняла рыбу с клюва, прижала к доскам и сжала в клюве, готовясь проглотить. Филипп успел рассмотреть птицу. С виду ничего особенного, средних размеров обтекаемое тело, острый клюв, темно-бурые, почти воробьиные перья с черными кончиками на хвосте и крыльях. Черные круглые глазки почему-то казались лекарю более умными, чем у остальных птиц.
— Споешь? — Спросил Филипп у птицы. Та долго проглатывала рыбу, а когда закончила с едой, посмотрела глазом-бусинкой на лекаря. Как ему показалось, недоверчиво.
Алхимик протянул руку с отставленным указательным пальцем. Тут бурая настороженно отпрыгнула, раскрыла клюв и «спела». «Пение» было похоже на крик девушки, пойманной стаей трупоедов на кладбище и раздираемой заживо ими надвое. Такой сольный концерт посреди ночи мог закончиться для кого-то из людей остановкой сердца и гробом.
— Тьфу, напасть! Пошла вон! — Филипп махнул рукой, чуть не задевая бурую. Та слетела с борта и быстро исчезла из виду.
— Как же люди живут бок о бок с такими соседями?
— Никак. — Теперь в голосе помощника отчего-то послышался сильный северный акцент. — Эти птицы живут на скалах. На Зеленом берегу берег… Хм… Песчаный. Далеко на юге есть скалы, птицы гнездятся на них. А те рыбацкие лодки, что изредка выходят далеко в море, рассказывают, как кричат утопленницы.
— Напоминает выпь. Вы слышали, как кричит выпь?
— Слышал. — Северянин улыбнулся. — Если нервы слабые и услышать ночью, можно и испугаться. И еще слышал лягушку, которая рычит, как какой-то болотный монстр. Есть на Зеленом берегу такие.
— Неужели?
— Точно есть. Забредешь ночью в болото, так и рык совсем рядом раздается. — Принялся рассказывать помощник с явным азартом. — А чуть пошевелишься, плеснешь туда водой, видишь, как лягушка упрыгивает, и рыка больше не слышишь. Везет людям, что это лягушка, а не что похуже. Нечистая сила какая-нибудь. Вы верите в нечистые силы?
— Нечистая сила — слишком растяжимое понятие. Сейчас так называют и магию, и монстров, и людей, творящих злые дела. Последние, увы, встречаются все чаще. В магию я не верю, ни в светлую, ни в темную. А вот трупоедов и разную другую нечисть я своими глазами видел. Мерзкие создания.
— А правда, что они серебра и имени Деи боятся? — Спросил северянин с каким-то благоговейным трепетом. Разговор все больше начал увлекать его. Суровый на вид мужчина сейчас казался Филиппу молодым юношей, настолько интерес к неизвестному преобразил лицо помощника.
— Насчет серебра не знаю. Насчет имени тоже. А вот света не переносят, от факела разбегаются по своим норам, точно крысы.
— Да уж… Вся эта магия, нечисть, жулье — все это не по моему уму, чего не знаю, того не знаю. А вот на Зеленом берегу ничего этого нет. Хорошо им там, наверное, живется без страхов.
— Люди и без монстров найдут, чего им бояться. Напридумывают себе страхов, потом зовут истребителя нечисти из Ордена Коловрата или священника. На Зеленом берегу никого из «коловратов» нет, насколько я знаю.
— Так они ж фанатики!
— Фанатики. И те страхи, от которых они якобы избавляют людей, либо придуманы, либо несущественны. А люди отдают им последние гроши, лишь бы те избавили их от нетопыря или какой-то Белой бабы. Но когда находится настоящая злобная нечисть, на совести которой не одна человеческая жизнь, «коловраты» убивают ее быстрее, чем церковнослужитель успевает помолиться за их жизни.