Священник все стоял и не сводил своих маленьких, глубоко посаженных черных глаз с лекаря. Иногда он переводил их на Эрика и тогда смотрел более приветливо.
Как и думал Филипп, старик подождал, пока они дойдут до конца трапа, и только потом поприветствовал их.
— С новым днем вас, добрые люди.
Голос у священника был старческий, грубый, что поверхность точильного круга, вовсе не ласкающий слух. Однако в нем не чувствовалось бед и болезней, свойственных старикам, от которых их голос становится вялым, бессильным и безучастным. Этот, хоть и выглядел на сто лет старше, чем ему было на самом деле, говорил бодро.
— Добрый день. Извини, Мартин, на этот раз без поселенцев. — Ответил ему Эрик. Филипп предпочел держаться чуть в стороне. — Война с северными племенами тарков, призывы, плыть некому. Те, кто бежит от войны, бегут на юг, а не на запад, за Серединное море.
— Во имя Бессмертных, опять война! Горе, горе народу, которым правит такой король, что ни дня не может прожить без войны! — Вскричал священник и воздел очи горе. Солнце блеснуло в его черных глазках.
— Войны всегда были и будут, такова уж человеческая природа.
— Ваша правда, как бы это не было горько осознавать. — Кивнул старик. Его лицо сделалось грустным, но ненадолго. — Ваш фрегат, стало быть, тоже на войне был.
— Был. Ну, уж мы свое отвоевали, теперь снова возвращаемся на мирную службу. Теперь все вернется на круги своя.
— Благая весть. Но раз так, то где же почтенный капитан Солт? Помню я, он каждый раз в числе первых сходил на берег, как только корабль приплывал.
Филипп почувствовал неладное еще до того, как священник задал свой вопрос касательно капитана. Старик то и дело переводил на него свои глаза и как будто пытался взглядом сделать дыру в маске лекаря, увидеть, что за чувства таятся за белой материей.
— Капитану нездоровится. — Ответил за Эрика Филипп. — Ему стало плохо на пути к Зеленому берегу, он сейчас лежит у себя в каюте.
Только тогда священник полностью обратил свой взгляд на лекаря, и этот взгляд Филиппу не решительно не понравился. Дело было не в чувствах, которые отражались в глазах церковнослужителя, а в старой памяти, всплывшей при виде знакомых образов, при первых предчувствиях. И лекарь был уверен, что сообразил бы сразу, не будь его голова заполнена болью, мыслями о Солте и его дочери. Этот священник, престарелый Мартин, как его назвал по имени помощник капитана, сильно отличался от остальных священников Десилона. Откормленные либо хорошо сложенные, всегда добрые, проповедующие доброту к ближним и смирение с неизбежным, бескорыстную добродетель — такими они стали после Церковного бунта десять лет назад. Не сразу стали, со временем. Но перед Филиппом стоял совершенно другой священник, приверженец старой Церкви, той, которая и устроила страшный по размаху и последствиям бунт. Старый, жесткий, как корень мертвого дуба, загнанный известно кем и известно из-за чего на Зеленый берег священник — таким Филипп увидел Мартина. Внутренний голос говорил алхимику, что со священником ему даже разговаривать не стоит, не то, что иметь какие-то дела и знакомства. Однако пока что Мартин был сама приветливость и сострадание, что не могло не расположить к себе потрепанного лекаря.
— Как жаль это слышать! — Воскликнул Мартин, и в глазах у него появилось горе. — Я буду молиться за то, чтобы капитану как можно скорее стало легче. Скажите, ему плохо? У нас в храме есть комната для больных с койками.
— Не стоит. Забота о нем уже лежит на мне. Лучше его не трогать и не волновать до поры до времени.
— Вы новый член экипажа? — Спросил священник то ли с растущим интересом, то ли с подозрительностью в голосе. — Или, может быть, вы — одинокий поселенец, который бежит от войны?
— Ни то, ни другое. Хотя, правда, мне пришлось быть и членом экипажа, и придется на какое-то время стать поселенцем. Я здесь исключительно по долгу службы.
— Вы солдат?
— Вовсе нет. Извините мою грубость, что не представился. Филипп Эстер, лекарь при королевском дворе.
В груди у Филиппа что-то екнуло. В приветливости Мартина он не сомневался, как не сомневался и в том, что священник не очень обрадуется, узнав о прибытии на берег лекаря. Конечно, он помнил рассказ Солта о ненависти местной Церкви к алхимикам и лекарям, однако реакция Мартина стала для него неприятной неожиданностью.