Только поднявшись к самой двери по лестнице, Ванесса поняла, какой все-таки снаружи свежий и приятный воздух. Таким он показался ей после тяжелого чумного смрада, к которому она уже успела привыкнуть. Щелкнул ключ в замочной скважине, со скрипом медленно открылась ставшая тяжелой дверь. От яркого света, ударившего в глаза после темноты каюты, выступили слезы.
«Да, Ванесса. Это должны быть твои последние слезы на сегодня. Держи себя в руках, Филипп прав — алхимикам нельзя лить слезы» — решила она про себя. И хотя она понятия не имела, почему, чем алхимики так сильно отличаются от остальных людей, что слезы для них — запрет, девушка дала себе слово спросить у Филиппа об этом. Только позже, когда они вылечат отца.
— Ванесса! Как ты?
Слева раздался голос Нила. Девушка оглянулась на голос и увидела юношу, который торопливо направлялся к ней. Их разделял только десяток шагов, но ей хватило времени, чтобы подумать, какой же он все-таки хороший. Пусть и неисправимый романтик, но о друзьях беспокоится больше, чем за себя. Конечно, он волновался за нее, только напрасно. Никто не сможет успокоить ее лучше, чем Филипп, теперь она знала это — просто потому, что добрые слова может говорить кто угодно, а спасти отца мог только лекарь.
— Ванесса.
— Я в порядке. — Ответила она ровным, ничего не выражающим голосом, таким, что даже усомнилась, она ли рыдала в ногах отца минуту назад. Ее, наверное, выдали покрасневшие глаза. — Отцу нужна помощь.
— Ты ее определила? Болезнь?
— Нет.
Голос девушки еле дрогнул, Нил это заметил. Он попытался взять ее за руку, удержать от перехода на бег. Девушка, как и Нил, была уже у трапа.
— Мне жаль…
— Не надо. Сейчас не лучшее время для этого. — Она одернула руку, но остановилась у самой первой ступени. — И не хорони его раньше времени… — Тут она запнулась, вспомнив свои собственные слова у кровати капитана. — Еще есть шанс. Филипп знает, что делать для того, чтобы Солт выжил. Я сейчас иду готовиться к его приходу вместе с отцом. И тебе советую выполнять все, что он скажет.
— Да, извини. Но ты уверена?.. В том, что…
— Уверена? В чем? — Перебила его Ванесса. — В том, что отца еще есть шанс?
— Нет, я не про это, ты не так поняла. Я верю, что Солт выкарабкается. Я про Филиппа. Ты в нем уверена?
— А ты ему не веришь, так?
Нил не выдержал взгляда Ванессы и отвернулся.
— Не верю. Я не считаю его человеком, которому можно доверять.
— Интересно, с чего бы такая антипатия? Ну ладно, мне до этого дела нет. Можешь считать его хоть вампиром, я ему верю.
— Но почему? — Спросил Нил с таким искренним удивлением, что внутри Ванессы полыхнул огонек злости.
— Почему? — Ее голос стал ледяным насквозь. Таким, что от одного тихо произнесенного слова Нил отшатнулся. — У тебя еще хватает глупости спрашивать, почему я ему верю!? Да потому что, дорогой, ты не будешь жеманиться и воротить нос от еды, протянутой тебе незнакомцем, когда ты подыхаешь с голоду! И уж тем более не будешь подозревать, что она отравлена!
— Ванесса, нам нельзя ссориться. — Вдруг заявил Нил.
Ванесса хотела еще что-то сказать, что-то ядовитое, и остановила себя только в последний момент, когда слова уже готовы были слететь с ее губ. Ее остановили не столько сами слова Нила, сколько воспоминание, которое они вызвали.
Какое-то дворцовое помещение, кажется, жилая комната. Она сидит на колене у отца, он обнимает ее обеими руками. У нее синяк на глазу — результат драки с одним своим другом, уже запудренный, но еще видный. Она плакала, то ли от злости, то ли оттого, что лиловый синяк не будет сходить еще очень долго. Отец что-то говорил юной Ванессе. Та отвечала: «Он первый начал!» Короткое воспоминание было очень свежим, точным. Реальным.
«Ну и какая разница, кто начал? — Говорил ее отец. — Во-первых, даме не к лицу драться кулаками. А во-вторых, пойди и помирись с тем мальчиком, хорошо? Не сейчас, так чуть попозже. Друзьям нельзя ссориться, я же тебя учил, что от каждой ссоры и грубого слова на твоей дружбе появляется трещинка. И чем больше этих трещин, тем проще ее разбить так, что собрать ее будет уже нельзя».
Ванесса так же стояла на месте, по-прежнему сверлила Нила пронзительным взглядом синих глаз, ее руки были сложены на груди. Она все еще злилась — безумно злилась из-за того, что Нил не понимал очевидного и воротил нос от лекарства, точно маленький ребенок, и искренне не понимал, почему она придерживается противоположного мнения. Это просто выводило ее из себя. Но Ванесса понимала, что Нил прав в другом — им нельзя ссориться. Не так уж много у нее друзей, чтобы ругаться с ними из-за каждой глупости. Он у нее всего один, и для нее он больше, чем друг. И пока у нее есть лишняя минута, нужно постараться сгладить эту трещинку на их дружбе, которую она так неосторожно надколола. Сейчас, за этот жалкий отрезок времени, пока не принесли носилки. Потом будет некогда, а еще позже — слишком поздно.