— Ну, допустим. — Нехотя признала Ванесса. Она все еще чувствовала неловкость перед ним за то, что плакала на его глазах в каюте отца, но другая ее часть, не настолько одаренная гордостью, понимала, что Филипп прав. Или хотела так думать и думала, что он прав. — А ингредиенты? Нормально, когда будущий лекарь паникует и забывает названия?
— В этом только моя вина.
— Ваша вина!? — Ванесса привстала со стула от возмущения. Или недоумения — она не знала, чего в ней больше.
— Тише. — Он кивнул подбородком на кровать Солта, Ванесса тут же села. — Да, моя вина. — Улыбнулся Филипп уголками губ. Как ей показалось, извинительно. — Я, не подумав, назвал те растения, которые распространены в средней и южной части Десилона. И только когда вы ушли за ними, я вспомнил, где нахожусь. Это всего лишь укоренившаяся профессиональная привычка. Может я и могу, встав посреди ночи, выписать рецепт больному туберкулезом, но все, что я смог сделать здесь — это оттарабанить названия трав. Потом, конечно, я назвал свойства, по которым вы определили нужные ингредиенты, за что вам отдельное спасибо. Это не каждый может.
— Вы еще скажите, что этого никто не может. — Парировала Ванесса с привычной холодностью и колкостью, однако чувствуя, как тает ее безоговорочная уверенность в своих проступках.
— Почему же, все, кто проходят курс обучения в Университете, могут ориентироваться по свойствам вещества. Их этому там учат. Только большинство из них делают это со специальными справочниками в десять гривен весом, некоторые особо одаренные вспоминают все свойства на ходу. Те немногие, что лишены желания ходить по публичным домам и трактирам на выходных, учат свойства наизусть и определяют конкретное масло или вытяжку по названным свойствам. Но я не знаю никого, кто переплыл бы Серединное море в семь лет, начал самостоятельно изучать алхимию и спагирию в тринадцать, а местные травы — с нуля и без учебников, и кто столь уверенно разбирался бы в добытых из них материалах. Без университетского образования. Налицо добыча и систематизация знаний, и все это в диком краю. Вы, Ванесса, ученый и первопроходец. Вот что я имел в виду, говоря, что это не каждый может. Ну, наконец, ваши слова по поводу еды — пустая придирка. Для вас еда всухомятку — разнообразие, для меня — привычка. А расслабиться и снять напряжение было для вас необходимо. Так что хватит забивать себе голову глупостями, от которых и вам, и мне становится грустно. Если вам так хочется придумывать, придумывайте что-то приятное или поучительное, тогда от работы мысли будет толк. А ваш воображаемый мир выбросьте на помойку, он никуда не годится.
Какое-то время Ванесса не знала, что ответить. Какая-то ее часть хотела возразить Филиппу, но это возражение, во-первых, было мизерным, бедным на доводы, а во-вторых, не имело под собой никаких оснований. Просто отрицание ради отрицания. Пыль, которая осталась от ее разрушенных убеждений, нелепых, которые Филипп легко разрушил. Она все еще висела в воздухе, и ветер протекающего мимо времени быстро ее разгонял. Был еще и легкий стыд оттого, что она, Ванесса, наговорила глупостей Филиппу, нагрузила его после тяжелого дня. Но самым сильным чувством была благодарность за разрушение мыслей, которыми она себя накручивала целый день, и за то, что напряжение ушло. Совсем.
— Ну, ладно. — Наконец сказала Ванесса. — Мне, наверное, остается только извиниться перед вами за все те глупости, что я наговорила. — Тут ей стало смешно, но она не засмеялась. Улыбнулась, и то слегка мрачно. — И за то, что стала частью той всеобщей истерии, о которой вы упомянули.
— Нет, Ванесса, я не вас имел в виду, когда говорил об истерии. Конечно, вы не сдержали слез, когда увидели Солта, мне в тот момент тоже стало горько. Но не вас я имел в виду. Слезы горечи — не истерия.
— А кого вы тогда имели в виду?
— Вы, без сомнений, знакомы с первосвященником Мартином.
— Ах, вот оно что… Он и вас достал?
Ванесса представила, как Мартин заводит очередную проповедь, обвиняя Филиппа во всех смертных грехах сразу после того, как лекарь сошел с корабля на берег, или пока они несли Солта через деревню, и поняла, что прекрасно знает, как себя сейчас чувствует Филипп. У нее не раз случались перепалки со священником, и каждый раз на душе оставался мерзкий осадок. Ощущение всегда было таким, как если бы Ванесса битых полчаса доказывала прописную истину глухой стене. Стене из застывших нечистот. Только вот девушка никогда не упускала случая позлить священника, и она привыкла к таким «проповедям», а Филипп — нет.
— Никогда в жизни не видел таких фанатиков. — Подтвердил он ее догадки. — Удивительно, этот человек, весь рассыпающийся на глазах, как старая глиняная подметка, продолжает с таким фанатизмом вещать черт знает о чем.