— Так, значит, по их представлению мира, человек — бог для муравья?
— Совершенно верно. Только вот муравьи не разводят из человека истерию, не идут друг на друга войной из-за него.
— Что-то мне подсказывает, что у вас были серьезные проблемы с Церковью. — Улыбнулась Ванесса. Ей снова стало смешно, может, не будь ее нервы столь измотаны за день, она бы рассмеялась. Но на сильные эмоции сил больше не оставалось.
— Были. Однако если это и отразилось на моем мнении, то только незначительно. Я всегда считал, что религия — дар Бессмертных. Скажем, Церковь Деи, самая распространенная в Десилоне. Это подарок нам от Вечной Богини. То, что должно вести нас к процветанию. А вместо этого мы сначала подстроили ее под наши нужды, изломали ее так, чтобы она стала поводом для войны, и теперь насаждаем ее нашим северным соседям. От которых она, кстати говоря, и пришла к нам… Однако я отвлекся. Эти рассуждения насчет судьбы, богов и религий бесконечны и ни к чему не приводят. Я вот о чем хотел спросить: как мне к вам обращаться? Как к знатной даме при дворе или более непринужденно?
— Обращайтесь, как хотите. На самом деле, мне все равно.
— Ну, тогда оставлю все, как есть. Буду чуть-чуть подкармливать ваше честолюбие.
Филипп все так же улыбнулся, не обнажая зубов, и тихо засмеялся. Ванесса смущенно отвела взгляд.
— Ванесса? — Лекарь насторожился, увидев реакцию, которую никак не ожидал.
— Нет, ничего. — Она улыбнулась, сначала неловко, потом уверенно. — Просто задумалась над вашими словами насчет судьбы и богов.
— Что-то не поняли?
— Вовсе нет. Было очень интересно и приятно отвлечься от этой… всеобщей истерии, как вы сказали.
— Ну, хвала Бессмертным. Я уж думал, что буду отвечать на ваши вопросы до утра.
— Простите.
— Да нет, все нормально. Я тоже неплох — нашел благодарного слушателя, скатился от вашей родословной к судьбе, от нее — к Бессмертным… А ведь все началось с упоминания о том священнике, Мартине.
Филипп посмотрел в окно и увидел, что алхимический сад хозяйки дома заливает густой рыжий свет. Он достал часы из кармана и взглянул на циферблат.
— Ладно, Ванесса, идите спать. Уже поздно, день у вас выдался тяжелым, да и я утомил вас долгим разговором. Слишком неосмотрительно с моей стороны было затевать эту беседу.
— Не утомили. — Возразила девушка с наигранной самоуверенностью и превосходством в голосе. Намеренно звучащей фальшиво, чтобы исключить непонимание и обиду. Она улыбнулась, и Филипп понял, что ему приятно видеть эту ее улыбку после всех пережитых ею несчастий. Потом посерьезнела и добавила, уже спокойно, с благодарностью в голосе:
— Мне стало легче, правда. Столько бед на один день, и все заботы держатся на вас. Еще и я со своими домыслами и проблемами, неуверенностью. Страхом. Без вас был бы не день, а одна большая катастрофа.
«Удивительно, — думала Ванесса, в ту минуту, — что такой человек, как Филипп, появился здесь, на Зеленом берегу. Он ведь совсем не похож на тех, кто обычно сюда приезжает, он удивительный человек во всех отношениях, пусть многого о себе не рассказывает. Так просто ведет со мной беседу, как будто хорошо знал меня все это время, знает так много самых разных вещей и наверняка умеет не меньше. Нет, Филипп не появился бы в такой дыре, как наша, по простому велению короля. Здесь нужно что-то большее, какой-то личный мотив монарха или самого Филиппа…»
— Ну, что ж. — Ответил ей Филипп. — Приятно услышать слова благодарности в свой адрес после всей проделанной работы. А вы больше не забивайте себе голову всякой глупостью. Лучше почитайте про приливы и отливы.
При упоминании приливов и отливов Ванесса тут же вспомнила море, потом вдруг вспомнила их первый сегодняшний разговор с Филиппом, когда они шли к фрегату. Возможно, к этому воспоминанию девушку подтолкнули мысли об исключительной личности, появившейся в запущенном месте. Тогда Филипп упомянул об еще одной своей причине, по которой он приплыл на Зеленый берег и которую ей знать не положено. Ответила девушка ему не самым лучшим образом. Это воспоминание было неприятным и свежим, хотя девушке порой казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Ей становилось неловко при мысли о том, как она вела себя с Филиппом… Но на этот раз Ванесса внутренне содрогнулась не от стыда, а от тех слов лекаря, которые теперь вдруг странным образом переплелись с ее мыслями. Эта причина, о которой ей не положено знать — вдруг это такая личная проблема, ради решения которой он закроет глаза на чужие нужды и чаяния? Ради которой он уже переплыл Серединное море, и ради которой лекарь на время может забыть даже о своем врачебном долге? Ведь может такое быть, что человек начинает искать собственную выгоду, когда ему становится совсем невмоготу терпеть безмолвное служение другим и ущемление своих собственных целей? А, может, это как-то связано с болезнью, с его белой кожей?