Глаза у капитана были широко открыты. В них не было боли, только удивление. И смирение.
Они медленно становились стеклянными.
Ванесса застыла, глядя на кровь и на то, как Филипп медленно отнимает руку от открытой раны на шее. Уже не для того, чтобы девушка вылила на нее препарат. Глаза Солта стали безжизненными, и блеск в них был только отражением того света, что лился из открытого окна. Ванесса заметила это, ее рука в один миг ослабла. Флакон с препаратом упал на пол, разливая драгоценную жидкость.
Воздух в одно мгновение стал горьким и жгучим, как будто в нем был пепел и дым, от него так же слезились глаза. Лекарь закрыл глаза покойнику и встал над кроватью, сняв маску и приложив ее к груди наподобие шляпы. Рядом с ним Ванесса упала на колени перед кроватью и заплакала. Этот плач тихо, отчаянно и горько проклинал за бездействие и предательство весь мир, всех людей и богов, живущих в нем, клял сами кости мироздания, любую силу, все доброе и злое. И ей уже было все равно, увидит ее кто-то или нет.
Филипп вспомнил, как то же самое произошло в каюте капитана. Она так же стояла на коленях перед кроватью, так же плакала. Только теперь в этом плаче ощущалось безграничное горе. Тогда Филипп остановил ее, успокоил, сказал, что они вместе точно его вылечат. Теперь он не пытался успокоить Ванессу, потому что знал, что не сможет. Он чувствовал то же, что и она.
VI
Капитана хоронили следующим утром. На похороны пришли ветераны команды "Гордого", Филипп, Ванесса и Нил. Больше никого не было, кроме священника и гробовщика с распухшим лицом. Стояла ясная погода, не было ни изнуряющей жары, ни холодной сырости.
Филипп стоял рядом с Ванессой, Эриком и Нилом. Когда настала пора сказать слово об умершем, начали говорить с другого конца полукруга. Каждый матрос говорил что-то о капитане, что именно, Ванесса не запоминала, хоть и слышала. Она сдерживала слезы, слушая эти короткие речи.
- Он был для меня отцом. Самым лучшим и любящим человеком. - Только смогла сказать она и замолчала, сдержав комок слез в горле. Моряки уважительно кивнули, опустили взгляды на землю.
- Лучшим адмиралом, какого только знал флот. - Прогудел Эрик. На его лице не было слез, но взгляд был таким тяжелым, что, казалось, мог согнуть к земле небосвод.
- Для меня - примером мужества и чести. - Сказал Нил.
- Он был моим лучшим другом. Лучшим и единственным.
Ванесса удивленно посмотрела на Филиппа, когда тот сказал свое слово. Тот этого не заметил, он смотрел на гроб. На нем по-прежнему была маска, а к груди была прижата простая шляпа с полями. Больше никого, кто мог бы сказать слово про умершего, не было.
Один из моряков поднял зажженный факел, давая сигнал кораблю. "Гордый" зажег на палубе десятки поминальных огней, которые должны были гореть весь день и ночь. В это время Ванесса думала над тем, что услышала от Филиппа. Нил думал о том же, и еще о том, как тяжело ей переживать смерть отца. Филипп думал о том, как тяжело Ванессе остаться полной сиротой. И о том, что его лучший друг ушел в иной мир.
Когда отзвучали выстрелы, настало время каждого бросить по горсти земли на гроб. Мужчина с распухшим лицом все стоял рядом, ожидая, когда же все закончится.
Ванесса первой бросила горсть земли. Она еще минуту стояла и смотрела вниз, в могилу, не обращая внимания ни на что. К ней по очереди подошли и бросили горсть земли Филипп, Эрик и Нил. Все трое вернулись в полукольцо собравшихся, и только Ванесса развернулась и ушла, пряча глаза, опустив голову к земле. Филипп услышал тихий всхлип, когда она проходила мимо. Он сомневался, что еще кто-то услышал. Ее провожало множество сочувствующих глаз, кто-то смущенно отворачивался, не желая усугублять чужое горе своим взглядом.
Нил сначала тоже смотрел вслед Ванессе, и дольше, чем все остальные, потом направился следом за ней. Не прошел он и десятка шагов, как его за плечо схватил появившийся из ниоткуда Филипп.
- Нил.
- Филипп?
- Ей нужен покой. И забота.
- Я знаю, сэр.
- Ты не сделаешь ей ничего, о чем бы потом пожалел. Потому что все, что ты с ней сделаешь, я сделаю с тобой.
- Не сделаю, сэр. - Кивнул Нил, не моргнув глазом.
- Солт назначил меня ее опекуном. Но сейчас я не могу быть рядом с ней, у меня еще остались незавершенные дела, не терпящие отлагательств. А ты ее друг.
- Я присмотрю за ней, сэр.
- Хорошо. Я вижу... верю, что на тебя можно положиться. Иди.
Нил пошел. Почти бежал следом за Ванессой, которая еще не успела скрыться между домами. А Филипп еще смотрел им вслед, пока обе фигуры, девушки и парня, не скрылись за углом. Затем сам покинул собравшихся у могилы Солта. То, чего он так боялся, случилось. Горевать о прошлом бесполезно...
"...это невыносимо... Невыносимо. Я предполагал, что это случится, знал, что рано или поздно он умрет, не важно, от болезни или от старости. Знал, что этот миг настанет, и вот он пришел. Как я еще от этого не умер? Эта боль хуже кола в груди. Даже смерть предпочтительней... Но меня она настигнет в последнюю очередь. И раз уж такова действительность, раз уж таков мой крест, мне нужно..."
...нужно позаботиться о ближайшем будущем Ванессы. И о своем тоже.
Филипп шел к фрегату, туда, где остались его листы пергамента и чернила. Все его мысли были только о Ванессе.
Ночью Солт проснулся. Попросил его присмотреть за Ванессой. Та огорчилась и злилась, но огорчилась больше из-за того, что Солт себя хоронит, и из-за того, что просит стать ее опекуном незнакомца, чужака. Он вспомнил ее слова, вспомнил ее мысли, которые чувствовал и потому знал. Вспомнил, что она теперь сама должна решить.
Теперь самое время думать над словами отца.
"Она возненавидит меня". - Подумал Филипп так ясно, как будто уже видел свое будущее. Так же четко он вспомнил и про угрозу в лице Церкви, вспомнил Церковный бунт во дворце, но эта угроза показалась ему смутной и далекой.
"Она возненавидит меня. - Думал он. - Но не за то, что я дал ее отцу умереть.
Она возненавидит меня за то, что я чужак и увидел ее горе, увидел ее слабость и готов принять ее с улицы, став ее опекуном.
Она возненавидит меня, потому что я проявлю к ней милость и доброту, сострадание и все отцовские чувства. Дам ей защиту, без которой она погибнет. Ведь по-другому я не могу поступить.
Дея, Богиня, что мне делать??"
* * *
Скоро моряки начали расходиться. Через час, когда у могилы не осталось никого из друзей и родных Солта, священник Мартин сказал гробовщику, что можно закапывать, и пошел прочь от могилы. Он шел в храм, чтобы там помолиться за покойника. Гробовщик с распухшей рожей плюнул вслед священнику, встал рядом с могилой и принялся забрасывать гроб землей.
Все то время, что могильщик провел на похоронах, он держал правую руку в кармане и постоянно теребил там что-то, довольно ухмыляясь. Вот и теперь, после двух полных лопат земли, брошенных вниз, он сунул руку в карман. На его распухшем лице вновь появилась улыбка. В кармане лежала монета, золотой талер, который гробовщик подобрал на пристани в густой толпе. У него как раз кончились деньги, было нечем платить за водку в местном кабаке, а тут такой подарок! Без сомнений, боги были милостивы к нему в тот день.
Но теперь вместо монеты пальцы могильщика схватили пустоту. Внутри у него сердце рухнуло куда-то вниз, и тут же со дна поднялась злость. Ну, где эта монета? Где этот чертов золотой талер!? Не напиться в такой день...
Гробовщик не успел подумать, какой сегодня день. Впрочем, сам Мартин, способный во сне перечислить все святые праздники, не смог бы сказать ничего, кроме "вторник". Пропажа нашлась быстро и совершенно не там, где этого хотелось бы хозяину злотого талера. Наверное, все же выпала монета из той дырки в кармане. А как иначе она могла оказаться в могильной земле?
Гробовщик воткнул лопату в кучу свежей земли, крякнул и спрыгнул в могилу на изголовье гроба. Деревянные доски громко треснули под ним. Вопреки всему, выдержали. От встряски кучка земли присыпала монету, скрыв ее от глаз гробовщика. Но талер все еще был где-то в земле, в кучке на другом конце гроба, там, где находились ноги покойника, и его нужно было достать. Бесплатно и святым не наливают. Гробовщик сделал решительный шаг вперед. Тут же раздался треск на порядок громче предыдущего. Звук разламывающихся досок.