- Филипп, знаете, есть такое слово, "пережить". - Сказала она в темноту, не глядя. Она не сомневалась, что он стоит в том же месте, что и в прошлый раз, и все слышит и понимает. Голос ее был доверительным и только немного грустным. Однако лекарь не позволил себя обмануть: он ощущал идущие от нее черные волны боли.
Филипп только по этой фразе понял, что его худшие опасения подтвердились. Он молча подошел ближе и встал рядом.
- Пережить разлуку, пережить какое-то горе. Обычное слово, да? Но почему "пережить"? Почему не прожить? Как перешагнуть, только пережить. Пропустить отрезок жизни, не обращая на него внимания. Имеется в виду, что это неблагоприятное время закончится раньше, чем человеческая жизнь. Поэтому "пережить". Прожить дольше, чем беда, перешагнуть через нее и жить дальше. И я вот думаю, что мне будет тяжело пережить все это.
Она еще долго молчала. Лекарь чувствовал, что она хочет что-то сказать, он даже знал, что именно. Но все-таки ему очень хотелось, чтобы его предположение было страшной ошибкой.
- Я любила его, а он умер. - Проговорила она тем же голосом, глядя на мраморные руины.
Его сердце все равно подпрыгнуло и провалилось. Филипп не смог сдержаться и выругался. Довольно мягко и даже культурно.
- Нил?
- Нил. - Ответила девушка и вкратце рассказала обо всем, что произошло. О том, как священник с Нилом принесли Андора, ужаленного скорпионом, и про их с Нилом разговор. Продолжила бессонной ночью, извинением за то, что извела его порошок и потеряла ножницы. Закончила на том, что нашла тело юноши в деревне.
- Ты вернешься домой? - Спросил лекарь прямо. Внутри него вдруг появился страх, что из-за этого горя Ванесса вновь попытается убежать от мест и предметов, связывающих настоящее с прошлым.
- Вернусь. Куда я денусь? У меня же ничего нет, кроме нескольких книг и знаний. Из них дом не построишь, и еду не вырастишь.
- Хорошо. - Вздохнул он, скрывая облегчение. - Тогда пошли сейчас. Я понимаю, что тебе тяжело, но с твоей стороны было неразумно так поступать. Нас ждет работа. Больные. Эпидемия.
- А вот к этому у меня нет ни малейшего желания возвращаться, Филипп. Я никуда не иду, по крайней мере, сейчас.
- Что это значит?
- То и значит. Черт, да что тут непонятного?
- Повторюсь, я знаю как тебе сейчас тяжело...
- Ни хрена ты не знаешь. - Сказала она без злобы.
- Да, не знаю. Я никогда не терял родителей и любовь жизни. Я только представляю это. Но я потерял свою первую ученицу, которую по-настоящему любил, опекал так же, как опекаю тебя. Она умерла от голода. Так что мне знакома горечь утраты... Но тем, кто умирает от чумы, сейчас тяжелее. Им нужна твоя помощь.
- Передайте всем этим больным и умирающим от чумы, что мне не до них.
- Это наша работа. Их жизни зависят от нас. От тебя и от меня. Пока ты тут сидишь и жалеешь себя и того, кого уже не вернуть, умирают те, кого еще можно спасти. Можно было бы.
- И что теперь? Что мне жизни крестьян? Я как белка в колесе целыми днями, а взамен слышу "спасибо" от вас и лишь стоны от боли от черни. Как будто так и должно быть! Как будто я не могу наплевать на них и бросить. Я прекрасно вижу, что они страдают и умирают, но я, черт возьми, тоже страдаю, и не меньше! О них забочусь я и получаю взамен ничего, а обо мне кто позаботится?.. В любом случае, я не собираюсь возвращаться к ним.
- Сколько я тебя знаю, ты всегда была сильной. Почему на этот раз раскисла?
- Даже не знаю. Может, у меня месячные, или потому, что я съела что-то не то? А может, потому, что у меня умер отец месяц назад? Может, потому, что я сегодня потеряла того, кого любила? У меня, черт, ничего не осталось. Никого и ничего! И ты еще спрашиваешь, почему я раскисла!?
- Не сердись. Я не это имел в виду.
- А что?
- Ты лекарь. Когда умер твой отец, ты не усомнилась в своем призвании. Почему теперь?
- А кто сказал, что я хочу бросить свое ремесло?
- Ты. Если ты называешь себя лекарем, то, будь добра, как говорил мой учитель, засунуть язык в задницу и лечить. Ты отказываешься лечить, значит, ты не лекарь. Я думаю, ты сама это понимаешь и я ничего для тебя шокирующего не открыл.
- Да, верно. Вы ведь помните, я спрашивала вас, выйдет ли из меня лекарь без сострадания? И вы ответили, что да. Так вот, Филипп, я еще и эгоистичная. Они страдают, но для меня своя рубашка ближе к телу. И все, что творится вокруг... Мне плевать на них, мастер, вы уже знаете, я стала лекарем не для того, чтобы помогать людям, а для того, чтобы учиться. И я хочу учиться, а не носиться с больными, убитыми, умершими от чумы. Я чувствую себя монашкой в храме Деи. Не этого я хотела, Филипп, и не хочу. Хотела знаний, опыта, а получила... Сами видите, что я получила. Сорвалась и обвисла, как порванная струна.
- Ты знаешь, у меня тоже есть причина бросить все и заняться своей проблемой. Своя рубашка на самом деле ближе к телу, и так становится всегда. Я ведь уже рассказывал про стремление к своим целям. Но я этого не делаю, потому что я встал на путь лекаря. Засунул язык в задницу и лечу, пока эпидемия зверствует, я выполняю свой долг.
- Я рада за вас.
- Да, Нил умер. - Пропустил он ее колкость мимо ушей. - Да, тебе горько. Хочется плюнуть на все и уделить время себе, залечить раны, которые лечит только время, уйти подальше от всего. Но подумай: болезнь забрала твоего отца и возлюбленного, разве ты сама не хочешь искоренить ее? Отомстить, так сказать. Кроме того, я не знаю всех твоих знакомств... Кто знает... Может, на Зеленом берегу есть еще кто-то, кто тебе дорог, и чью жизнь может унести болезнь...
Филипп остановился, когда понял, что Ванесса плачет. Тихо, стараясь подавить слезы. Лекарь положил ей руку на плечо, хотел что-то сказать, чтобы как-то успокоить, но ничего не придумал. Однако ему и не понадобилось. Приступ горя прошел быстро, еще несколько минут потребовалось девушке, чтобы совладать с чувствами и голосом.
- Возвращайся хотя бы ранним утром. Поспи, отдохни... от всего этого.
- Вернусь. - Ответила она более-менее спокойно. В ее голосе все еще слышались нотки плача. - А куда я денусь? Переживу эту утрату, как все предыдущие.
Она вздохнула глубоко и грустно, надолго замолчала. Филипп не решился уходить сейчас. Как оказалось, Ванесса просто собиралась, чтобы еще кое-что сказать. На этот раз ее голос звучал совсем уж спокойно и ровно.
- Филипп, вы бы знали, как я устала от всего этого. Смерти дорогих мне людей, болезнь, стоны и бесконечные трупы крестьян. Поскорей бы все закончилось.
- А что будет, когда эпидемии не станет? Что изменится конкретно для тебя?
- Уже изменилось, мастер. Просто сейчас у меня нет времени подумать и дать нормальный ответ.
- Но хоть что-то ты должна мне сказать.
- Что? Это так важно? Услышать мои мысли прямо сейчас?
- Очень.
- Все изменилось. Вообще все. Нет, я по-прежнему хочу учиться, и у вас тоже, но лекарем я никогда не стану. Не потому, что не уверена, а потому, что не хочу. Наверное, это прозвучит дико эгоистично и слишком уж жестоко... Я только сегодня поняла, что помогать людям - это не мое. Слишком неблагодарное занятие, слишком много теряешь, слишком тяжело потом становится. И еще... Я уже начинаю подумывать о "Гордом".
- В самом деле?
- В Сиэльстене лучший университет. Там я получу то, что мне действительно нужно, а здесь, на Зеленом берегу, меня уже ничто не держит. Как только "Гордый" починит грот-мачту, я сяду на него. Не хочу возвращаться в страну, но и здесь не хочу оставаться больше.
- А как же чернь?
Она посмотрела на него как-то странно. Как на собеседника, который ее понимает лучше, чем она саму себя.