Ванесса кивнула. Сомнений у нее не оставалось, однако страх, который угрем ворочался у нее в животе, теперь разыгрался не на шутку. Ванесса начала по-настоящему осознавать, что если она согласится на его предложение, то вся ее последующая жизнь изменится. Бессмертный может сделать с ее жизнью что угодно, если она доверится ему. И она будет совершенно беспомощна, не сможет помешать осуществить задуманное. Сейчас от ее выбора зависело все. У нее был выбор между жалким существованием, возможно, простой жизнью, и жизнью, обещанной Ликнуиром. С риском быть превращенной в еще большее ничтожество, слугу или попросту выпитой досуха этим призраком.
- Я все равно боюсь.
- Так возьми же мою руку, и после этого ты больше ничего не будешь бояться. Сила, могущество, знания взамен тех силенок, что подготовила для тебя судьба, настоящий смысл в долгой, очень долгой жизни взамен жалкому существованию, ты ведь об этом хочешь попросить? Я знаю, что об этом, я готов тебе это дать прямо сейчас. Только возьми мою руку и не бойся ничего.
Ванесса робко подняла руку. Она остановилась на полпути. Страх стиснул ее изнутри, какая-то часть ее души вопила, кричала, что Ликнуир сделает с ней что-то ужасное. Страх был настолько сильным, что Ванесса уже собралась одернуть руку и отказаться, лишь бы избавиться от призрака и страха перед выбором. И тут перед ее мысленным взором промелькнули картины, которые рисовал ей Бессмертный. Жалкое существование, жалкие силы. Жалкая, бесцельная, рабская жизнь в руках глупой Судьбы. Если даже все это ложь - знание того, что судьба обошлась с ней несправедливо, бросила, выпив досуха и разбив на части. Обычная жизнь девушки с израненной душой. Внутри Ванессы вспыхнула злость. Никогда, подумала она. Никогда я больше не буду игрушкой в руках высших сил, в руках богов.
Она вздохнула, стиснула зубы, в глазах блеснула решительность, пальцы на руке сжались в кулак. Секундой позже она их распрямила и крепко сжала ладонь Бессмертного.
Его рука была мягкой и теплой и совсем не походила на сотканную из дыма. Вдруг она почувствовала, как молния проходит через нее, как ее душа вырывается из тела. В глазах у нее появился белый свет, который ослеплял, а мгновением позже Ванесса ощутила, как ее сознание раскрылось, развернулось до гигантских масштабов, и как его что-то касается. А потом ослепительный свет пропал, и она оказалась одна посреди гигантского океана. Он раскинулся под ней, над ней и перед ней, со всех сторон, бурлил и выл, рокотал от силы, той чистой энергии, из которой состоял. Больше всего это было похоже на океан огня, который был жидкостью, и его ворочал изнутри, снаружи и отовсюду мощнейший ветер. Это была стихия, непохожая ни на одну другую, само воплощение величия, могущества, силы. Стихия всех стихий. Квинтэссенция. Пятая эссенция, пятая стихия, способная раздавить хрупкий материальный мир. И теперь Ванесса была связана с этим океаном какой-то незримой связью, а океан был связан с ней.
Мощь, которая ей открылась, пьянила, возбуждала, взрывалась в ее мозгу огнями счастья.
Видение длилось всего мгновение, и это мгновение показалось Ванессе минутой, растянутой на час. А затем прошло. Исчез и белый свет перед глазами. Ванесса снова оказалась в каюте, моргнула, не сразу поняв, где находится. Она оглядела каюту и увидела, что Бессмертного больше нет рядом. И только потом, оглядев каждый уголок со своего места, она крепче сжала пальцы и ощутила, что ее руки заняты чем-то твердым и тяжелым.
В каюте было пусто. Не было ни Бессмертного, ни кого-либо из людей, кроме девушки. В руках у нее был толстый черный фолиант с посеребренными по краям страницами.
Снаружи волны лизали борта корабля.
Эпилог
В кабинете магистра было тепло, солнце начинало клониться к горизонту, и его лучи через открытое окно окрашивали комнату приятным оранжевым светом. Окно располагалось совсем низко над широкой крышей с черепичной кровлей, так что магистр Левиан Братт не видел половину обещанного ему когда-то давно вида "на двор и город" из своей башенки. Вернее, внутреннего двора Университета он действительно не видел, а вот город представал перед ним во всей своей красе, причем практически целиком, вплоть до внешних крепостных стен. Кабинет Левиана располагался в самом конце юго-западного крыла здания Университета. Вид из второго окна, смотревшего на юг, открывался на освежавшую жаркий день аллею с березами, по которой часто прогуливались определенные круги студентов и влюбленные, а западное окно кабинета показывало богатейший район города. Сейчас Левиан Братт пил чай, разбавленный элем, и смотрел на рыжего кота, задремавшего на горячей черепице снаружи. День был хорошим. Мало что могло испортить день пожилому магистру, а любимый напиток из чая с элем только усиливал ощущение рая на земле. Этот напиток многим казался на редкость противным, однако Левиану он нравился, и старец часто пил свой напиток на собраниях, во дворе Университета, даже во время лекций. На это закрывал глаза Директорат. В конце концов, если ты выдающийся человек в своей области, тебе простительны кое-какие странности. В определенных рамках.
Все стены кабинета были заставлены шкафами с книгами, свитками и рулонами бумаги - магистр был библиофилом, к тому же, большую часть дня занимался бумажной работой. Потом, закончив, любил почитать и только потом шел в свои покои, где обычно засыпал за какой-нибудь спокойной и не самой умной книгой, призванной снимать накопившееся за день напряжение. Отдельное место в кабинете занимал большой стол полторы сажени в длину и три четверти в ширину. На столе покоились несколько указов об отчислении, несколько - о зачислении, но последние были старыми и лежали там только потому, что Левиану нравилось на них смотреть. Двое поступивших за последние четыре года. Довольно много, если учесть специализацию факультета. Еще один маленький квадратный столик со стулом стоял у западного окна, за ним Левиан Братт писал деловые и личные письма. Картину кабинета довершал сам Левиан: пожилой мужчина шестидесяти восьми лет, морщинистый и седой, но все еще красивый и не утративший блеск ясного ума в глазах. Когда он не пил чай и не читал, то постоянно что-то бормотал себе под нос и то и дело прерывал бормотание, чтобы начать напевать какую-то мелодию или песню, которую, вероятно, барды часто исполняли в публичных местах во времена его молодости. Голос Братта был старческим, но не мерзким и не брюзжащим. Его так и подмывало назвать "дедушкой", что и делала половина Университета, как студенты, так и преподаватели. Левиан не обижался. Дожить до старости считалось удачей и признаком заботы о своем здоровье, и только дурак видит в слове "дедушка" насмешку, так он считал. Довольно улыбаясь, он не отвлекался ни на что и пил чай с элем. Ничто не предвещало беды.
По коридору, ведущему к дальней части юго-западного крыла университета, шла молодая черноволосая девушка с темными голубыми глазами, носившая мужскую одежду и легкую куртку. Ее сопровождал доцент, казавшийся совершенно невзрачным на ее фоне. Худой, с вытянутым вперед и вниз лицом, с глубоко посаженными глазами, он больше напоминал лису, чем человека, а одежда висела на нем, как на вешалке. Тем не менее, именно просторную одежду адепта он предпочитал повседневным мужским платьям с брюками и рубахой. Они, как бы не были скроены предметы гардероба, только подчеркивали его чрезвычайную худобу, а просторные одежды ее отчасти скрывали.
Девушка шла спокойно, на ее лице то и дело появлялась легкая довольная улыбка, и она скорее не шла к кабинету магистра, а летела, едва касаясь пола туфлями. Когда-то доцент не мог оторвать от нее глаз, его приятно удивила и восхитила ее грация и красота, однако теперь ему было не до созерцания прекрасного. В глазах у него был страх, он быстро дышал, пальцы судорожно сжимались на документе в его руках. Доцент был чертовски напуган. Девушка шла и изредка улыбалась.
До двери кабинета дошли быстро. Девушка и не думала замедлять шаг, а юношу всю дорогу подгонял страх. У двери кабинета они остановились. Магистр часто принимал посетителей, так что на его двери висела табличка: "магистр факультета история и языкознания Левиан Братт". Под окном рядом с этой дверью стояли три стула.