Выбрать главу

Сосредоточенно грызя ноготь большого пальца, Бродяга разглядывал надписи и так и этак. Хорошо еще, что и рисунки и буквы были крупные и те, что были наверху, можно было разглядеть так же легко, как и те, что были внизу.

— Странно, — наконец пробормотал Тиллирет вслух. — Такое ощущение, что здесь каждая отдельная буква взята из разных языков. Вот это, например, — маг ткнул пальцем в строгую литеру "А", — безусловно лотань. А вот это, — Бродяга указал на рисунок отвратительного пухломордого уродца с высунутым языком, — из рисуночного письма народов пинки. Только они используют для написания букв изображения людей. Как занятно! Получается, что тот, кто не владеет всеми языками мира, не сможет прочесть эту надпись.

— Но ты-то сможешь, дружище? — заглядывая Тиллирету в глаза, жалобно простонал Пин.

Тиллирет по праву носил звание "знающий множество языков". Любознательный маг еще в юности предпочитал читать оригиналы пособий для начинающих и опытных магов, а также книг с заклинаниями. Для этого ему пришлось еще в студенческие годы выучить большую часть мировых диалектов, включая даже такие редкие, как то же рисуночное письмо или квадратное начертание, используемое малочисленным, но рождающим могущественных шаманов племенем июки.

Бродяга коротко пожалел, что пергамент вместе с чернильницей в безнадежно испорченном состоянии остался лежать под сосной, и принялся медленно составлять из знаков на столбе смысловое послание.

Белошерстый неспешными кругами бродил вокруг столбика, что-то негромко бормоча себе под нос. Мы с черноклоким терпеливо ждали, когда же он откроет хранилище и можно будет продолжить наш путь; сперва уныло слонялись по полянке, разглядывая отсутствующие достопримечательности, затем уселись на приличном расстоянии друг от друга, затем легли, свернувшись клубочком. То есть клубочком свернулся я, а черноклокий задрал вверх заднюю лапу, положив ее на другую, засунул в пасть травинку и уставился в небо. Я сладко зевнул. Подремать, что ли, пока белошерстый топчется на одном месте? Все равно делать больше нечего.

А, может, улучить момент и сгонять поохотиться?

Желудок тут же отозвался жалобным урчанием. Как же есть хочется! Останавливает только одно опасение — как бы вместо того, чтобы мне самому поймать добычу, эта самая добыча не решила поохотиться на меня. Вчерашний инцидент с игрой в догонялки отбивает всякое желание отходить от человеков дальше, чем на два шага.

И все же пойду, разомну лапы. Чует мой хвост, что белошерстый еще долго будет исследовать этот столб. Я вполне успею пробежаться по округе в поисках съестного.

Приняв такое решение, я поднялся, встряхнулся и неторопливо потрусил в лес.

Тиллирет внезапно понял, что означает первая фраза, вычеканенная на столбе, и даже подпрыгнул на месте от избытка нахлынувших эмоций.

"Всякий, желающий войти, должен…". Именно эти слова содержались на изучаемом объекте, недвусмысленно намекая на то, что основная тайна, как проникнуть в хранилище, расположена на остальных каменных возвышениях. Переполняясь нетерпением, гордостью за себя и жаждой исследователя, Бродяга только коротко отметил про себя гениальность того, кто придумал такой шифр. Действительно, Мурдин не ошибся, отправив на это дело именно его, Тиллирета. Молодые маги, часто пренебрегающие такими мудростями, как знание нескольких языков, наверняка даже не догадались бы о том, что подсказка расположена у них под самым носом.

Внимательно осмотрев оставшиеся столбы и, за неимением пергамента, рисуя перевод на влажном грунте, Тиллирет получил следующий результат:

"Всякий, желающий войти, должен назвать особый пароль, тогда разверзнутся врата, и откроется путь к великому".

— Замечательно! — подползший Пин прочитал фразу и поспешил похвалить друга. — Ты просто молодец. Умница. И какой пароль нам надо назвать?

— Ну… э-э-э, — замялся Бродяга. Если честно, то он всерьез рассчитывал на то, что пароль знает Пин. В конце концов, должен же был Мурдин сообщить другу хоть какую-то информацию?

— На меня не смотри, — сразу же поспешил откреститься Весельчак, заметив устремленный на него взгляд приятеля. — Я ничего не знаю. А ты?