Выбрать главу

— Мои и твои деньги должны быть отдельно! Это непреложное условие нашей совместной жизни.

— О нет, эти чеки жгут мне руки… Возьми, возьми, возьми их!

Она отрывала каждый подписанный чек и протягивала его Гарри.

— Ну ладно! Раз это твоя воля…

Сначала Гарри брал их нехотя, а потом с деловой решимостью.

— В Тринидаде я открою в банке счет на твое имя, и, когда мы вернемся в США, ты сможешь получить их по первому желанию. Надеюсь, к тому времени к тебе вернутся твои прежние качества.

— О да, Гарри! А теперь я хочу быть послушной во всем, хочу, чтобы ты сам покупал мне вещи, хочу, чтобы ты давал мне деньги на любую мелочь, даже на парикмахерскую. — Она провела рукой по волосам. — Я, наверно, страшна как смертный грех!

Гарри взял ее руку и поцеловал.

— Исабель, моя обожаемая Исабель!

— Хорошо, Гарри. Но торопись, ведь скоро Тринидад! И главное, ни о чем не беспокойся. Я буду отдыхать весь вечер.

«Родезия» замедлила ход. Исабель поправила платочек и галстук Гарри. Подбежала к ночному столику, открыла ящик и, вынув оттуда паспорт, протянула его мужу.

— Возьми! Ты чуть не забыл.

— А-а! Спасибо!

Гарри вышел из каюты. Исабель в ночной рубашке бросилась к иллюминатору и увидела, как приближаются молы Мортоф-Спэйна. Голоса негров, ловивших канаты, брошенные с борта «Родезии», и скрип трапа, спущенного на мол, не проникали сквозь стекло иллюминатора. Позади снующих туда-сюда грузчиков тянулись складские помещения — длинные, с темными провалами ворот и ветхими стенами. Исабель увидела па трапе своего Гарри и забарабанила костяшками пальцев по стеклу. Гарри не оглянулся. Он исчез в одной из темных дверей. И в тот же миг кто-то постучал в дверь ее каюты. Исабель накрылась одеялом и откинула голову на подушку.

— Come in.[66]

Вместе со словами извинения в дверь просунулся длинный нос Лавджоя; стюард вошел в каюту, вкрадчивый, с целлофановой коробкой под мышкой и конвертом, зажатым в бледных пальцах. Он осторожно положил и то и другое на колени Исабели и почтительно попятился назад к дверям.

Исабель открыла запотевшую, влажную коробку, где лежали две орхидеи — желтая и красная. Потом разорвала конверт; оттуда выпали три чека, несколько пятифунтовых бумажек и записка. Исабель зажмурилась, но все же не удержалась и прочла:

«Dear Isabella, I love you. Will you ever believe it?

Jack.

PS: I bought the flowers with your money. Hope the change is О. K. Impudent, but adoring your, J.»[67]

Тошнота снова стала комом в горле, а потом растеклась липкой противной сладостью по зубам. Исабель не решалась притронуться ни к орхидеям, ни к чекам, ни к деньгам. Она поднесла записку к груди и зашептала, закрыв глаза:

— «Я люблю тебя». Подчеркнуто. «Можешь ли ты поверить в это?»

«Дорогая Изабелла»… Она зарылась лицом в подушку, но через несколько секунд протянула руку и нащупала целлофановую коробку. Ее пальцы притронулись к бархатистому цветку и погладили его сочные лепестки.

— Ай, Джек! Мне же больно!

— А какое у нее было лицо?

— Она понемногу осваивается…

— Что это значит? Мразь, гнилая плацента, ненавижу!

— Дай мне сказать, Джеки.

— Я весь внимание…

— У нее ни одна жилочка не дрогнула на лице.

— Это все, что ты выяснил?

— Я пытался подслушать за дверью, но она только вздохнула.

— Так получай за услуги!

— Ай! Еще нет! Джеки, пожалуйста! Еще нет! Да! Но прячь ремень. Бей меня ради того, что тебе любо, ради всего святого!

— Грязная тварь, черный сперматозоид, сопля вонючая, получай….

— О, Джек, еще нет! Но скажи мне, что для тебя сделать?

— На колени, жалкий Лавджой! Разве ты не слышишь гудка? Прощай, Тринидад. Мы отчаливаем, и скоро конец нашему путешествию! Это до тебя доходит? Что ты станешь делать, когда путешествие кончится?

— Не знаю, Джек, но если еще раз, лишь один раз ты бы захотел, не только…

— Никогда, Лавджой! Больше этому не бывать! Ну-ка вставай, проклятое паучье! Скорее прячься в свою паутину.

— О Джеки! О!

«Родезия» отошла от Порт-оф-Спэйна во время ужина. После десерта Гарри пригласил Исабель подняться в салон и выпить кофе. Они уселись на мягкую софу и приветливо кланялись всем парам, которые прогуливались в ожидании кино, проходивший мимо капитан поздоровался с ними («А-а! Молодожены! Ну как, довольны путешествием? Когда же вы придете на капитанский мостик?») Ни дать ни взять англиканский пастор. («Право мне жаль, что от меня ускользнула возможность соединить вас, но в конечном счете мы все дети божьи, не правда ли? Ведь самое главное — это вера, а не обряды, да, да!») И старший механик («Наш пароход, наверно, слишком мал для вашего счастья? Признайтесь! Но по первому вашему желанию я проведу вас к машинам, чтобы вы получили представление о его размерах!»). И распорядитель игр («Мы о вас вспоминали на соревнованиях по крокету, мистер Битл. Должен вам сказать, сеньора, что вы вышли замуж за лучшего на «Родезии» игрока в крокет. В этом он скорее англичанин. No offense meant, I'm sure!»).[68] И пара североамериканцев среднего возраста («Наконец нам представился случай поздравить вас. Это самое романтичное событие за время нашего путешествия. Все в один голос говорят!»). И пара совсем пожилых англичан („Нет лучшего отдыха, чем морское путешествие. Нам грустно возвращаться домой. Тридцать четыре внука!»). И колумбийка с синими веками, одетая во все черное, говорила, пристально глядя в глаза Исабели. А в нескольких метрах от них за небольшим столом играл в карты Джек, он тасовал, раздавал, снимал карты, делал ставки, выигрывал, проигрывал и ни на миг не упускал из виду Исабели.