— При чем же здесь учителя?
— Как — при чем? Они же этим заведуют.
Так и сказал — «заведуют». Мне это казалось противоестественным, а Вовка был уверен, что учителя «заведуют» общественной работой и только от них ребята должны ждать поручений. Откуда эта уверенность? Откуда? Я вспомнил, как вступал сын в пионеры. Он пришел домой довольный и гордый. Учительница отобрала из всего класса десятерых — тех, кто, по ее мнению, должен стать пионером в первую очередь. Вовка оказался среди них. Он не задумывался сам — хочет ли быть пионером, это само собой разумеется, все хотят. Его отобрали среди первых десяти. Нет, не сами ребята, а учительница — значит, она и этим заведует.
Неделю, а возможно, две сын прилежно корпел над занятиями. Учительница сказала: того, кто получит двойку, в пионеры не примут, пока не исправит. Определять для самого себя, каким должен быть пионер, не надо, поставлено условие, к тому же простейшее — не получать двоек (пока не вступишь в пионеры). Всё решили за него другие, и от других он ждет теперь поручений.
Он готов пока выполнить любое поручение, оно пока для него радость. Прежде чем лечь спать, Вовка заставлял домашних слушать длиннющую поэму. Он читал ее с выражением каждый вечер, потому что записался на конкурс лучшего чтеца. Потом он перестал декламировать. Перестал, и ладно. Только теперь я вспомнил об этом конкурсе.
— А его и не было. Учительница заболела.
Вовка вступил в пионеры, в организацию для молодых, но саму по себе уже сложившуюся, с традициями. Каждый год оставляет на стволе дерева круг за кругом. Крепкая, устоявшаяся древесина прочно прикрывает мягкую сердце-вину. Быть может, и Вовке никак не удается пробиться через круги, достичь сердцевины — там творчество, самостоятельность. То творчество, которое только и может наградить радостью и удовлетворением, чувством первого: ты делаешь то, что до тебя никто не делал.
В этом чувстве первого Вовкино поколение нуждается, пожалуй, больше, чем мальчишки моего времени. Тогда не приходило как-то в голову отправиться на поиски истоков пионерского движения, они еще не были историей. От первых нас отделяли какие-нибудь пятнадцать лет, мы испытывали еще на себе энергию первой волны. И жизнь вокруг, весь мир были еще не такими устоявшимися, у добра и зла не было столь твердо очертанных границ. В Германии фашизм уже успел задушить все живое, но мы читали еще рассказы о борьбе немецких пионеров. Огнем революции была охвачена Испания. Даже далекая Абиссиния казалась близкой. Один из нас вымазал тогда лицо гуталином: хотел проверить, будет ли он похож на эфиопа, если удастся махнуть в Абиссинию. И даже то, что было лишь трагически перевернутой действительностью, нами, мальчишками, воспринималось романтически: в каждом странно одетом прохожем видели мы диверсанта, и каждую любопытную старушку подозревали в связях с империалистической разведкой. Без нашего вмешательства земля бы уж точно перестала крутиться.
Вовка хочет быть занятым, как сказали бы прежде — «охваченным», он тоскует о поручениях и говорит со вздохом:
— Поскорей бы уж в комсомол вступить, там хоть поручения дают.
Но не в поручениях же, конечно, суть. Мальчишка хочет приобщиться, хоть в чем-нибудь стать первым. И ему совсем не улыбается стоять подле дома, где появился первый отряд, он хочет быть в этом доме.
Вовка многое уже успел на своем веку. Создал, например, организацию в классе. О, это была очень серьезная организация, со своими шифром, эмблемой и названием — ВПС. Правда, организации скоро пришел конец, ее поглотила другая, конкурирующая. Тогда и узнал я, что значило ВПС: всегда помогай старшим. Помогать во дворе и на улице, охранять домашних животных, птиц и еще о чем-то в таком роде договорились ребята, и шифровали и конспирировали. Дальше их фантазия не пошла.
Теперь я спросил Вовку: зачем вступают ребята в пионеры?
— Чтоб хорошо учиться… Помогать взрослым… Охранять зеленые насаждения…
Ничего более вразумительного мне так и не удалось услышать от сына.
Скажи-ка в свое время Мише Стремякову, что он создал отряд лишь затем, чтобы отвлечь ребят от улицы, или, скажем, чтобы они лучше учились, — ни за что бы не согласился, спорить начал, как всегда размахивая руками. Да, надо, чтобы не болтались на улице, надо, чтобы хорошо занимались, только не задача это, а лишь следствие. Задачи пионеров мыслились Стремякову не иначе как в мировом коммунистическом масштабе.
Уговаривая в очередной раз директора 16-й типографии, один из мальчишек сказал: