Десятилетний мальчишка. Присмотритесь к нему. Если миру суждено узнать о его гениальности, то вы и не представляете себе, как скоро это произойдет. Ломоносов и Паскаль, Линней и Лейбниц, Шопен и Чайковский к +восемнадцати — двадцати+ годам проявили себя как несомненные гении. Значит, поры детства и юности достаточно, чтобы закалить ум, накопить в душе такие творческие силы, которых хватает на многие годы вперед. Зрелость творчества не подвластна возрасту. Зрелости, которая приходит с годами, терпеливо ожидают лишь посредственности.
А если наш десятилетний мальчишка вовсе не гениален, если он не тот гадкий утенок, из которого непременно вырастет белокрылый лебедь, а парень как парень? Ну и что же, он не гениален лишь для своего века, а несколько сот лет назад мир был бы изумлен его познаниями.
Представьте себе пятиклассника, что болтается во дворе: неохота идти домой и садиться за уроки. Ему бы время провести, а для этого есть самый испытанный способ — повсюду совать нос. На этот раз мальчишке просто повезло. Во дворе появился сгорбленный старец. Он нашел клочок земли, не залитой асфальтом, и, присев на корточки, стал рисовать какие-то фигуры.
— Вы что, в крестики-нолики играть будете?
Старец смерил мальчишку взглядом и, хоть ясно, что этот веснушчатый надоеда все равно ничего не поймет, ответил ему:
— Занят я, мальчик, делом своей жизни. Ищу соотношение между площадями квадратов, построенных на гипотенузе и катетах прямоугольного треугольника.
До чего же чудной дед попался мальчишке! Видали, тоже нашел себе дело жизни.
— Дедушка, это вы про что? Про то, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов? Так это же каждая собака знает.
— Никто, не говоря уже о четвероногих, не смог до меня доказать этого. И сам я лишь на пути к своему великому открытию, — с достоинством ответил старец и добавил: — А вообще иди-ка ты своей дорогой, не заслоняй мне солнце.
И только теперь смекнул мальчишка, что повстречался ему не кто иной, как Пифагор. Смекнул, потому что, как и положено нормальному школьнику, он давно забыл, в каком веке жил Пифагор, но, конечно же, запомнил, что, когда солдат в Сиракузах занес меч над ученым, последний так же вежливо попросил не загораживать ему солнца.
Как хотите, а наши ребята совсем не простачки. Окажись сегодня Ньютон в школе с математическим уклоном, я бы ему не позавидовал.
У первооткрывателей с работой не все благополучно: на географической карте современного мира почти не осталось «белых пятен». Для вступающего же в жизнь все бело. Ему предстоит нанести бесчисленное множество линий на карту познания. Впервые дотрагиваясь до лица матери, таращась на соску и погремушку, малыш уже исследует.
Исследование будет продолжаться всю жизнь. Но самым стремительным оно бывает в детстве. Мальчишка познает обыденную жизнь, такую, какая она сегодня: с электричеством и радио, поездами и ракетами. Как безвозмездный дар человечества получает он спрессованный временем опыт поколений. И если согласиться, что детство — ступень в самостоятельную жизнь, то и все минувшее — лишь ступень в Сегодня. Нужно пройти ступень детства, чтобы постигнуть минувшее и начать свое. Детство — это путь в будущее через прошлое, это несколько лет жизни и тысячелетия прежних цивилизаций. Вот что такое детство. Вот откуда начинает жизнь свой отсчет.
Значит, не прозевай начало, торопись… А как быть с поговоркой «Тише едешь, дальше будешь»?
Англичане любят газоны, подстриженные и ухоженные, они стали предметом национальной гордости. Однажды владельца газона спросили: трудно ли вырастить такую ровную и шелковистую траву?
— Очень просто, — ответил он. — Для этого нужно всего-навсего каждый вечер брать ножницы и подстригать траву… И так двести лет.
Насколько длиннее была бы жизнь, если бы в ней можно было все сделать сразу: изгнать негодное и создать хорошее. Но жизнь устроена так, что многое в ней нельзя сделать сразу. Даже если очень хочется, все равно не получится, потому что не все зависит от твоего желания.
Помню, как был вожатым у пятиклассников. Сам тогда учился в седьмом. Время было военное, и все мы мечтали поступить в спецшколы, где готовили будущих летчиков и артиллеристов. Дисциплина там была строгая: получил двойку — домой не идешь, оставайся готовить уроки. Вот и я недолго думая решил ввести такие же порядки у своих подопечных. Двоечников было большинство, и почти весь класс оставался, когда в школе уже ни души не было.