– Ну и погода, вот так погода, – рассеянно сказала мама не в тему.
(Не в тему, ибо дальше там вот что: Ветер сшибает с ног пешехода. Но пешеход с чемоданчиком чёрным ветру навстречу шагает упорно. Что ему буря, что ему ветер, если распухло горло у Пети. Что ему слякоть, что ему лужи, если Андрюше становится хуже. Зной или полночь, день или ночь доктор торопится детям помочь.)
– А как ты думаешь, мам, – сказал Чуров, – такая хорошая погода не может значить что-нибудь нехорошее? Ну, быть признаком, например, климатических изменений на планете.
– Это у тебя синдром третьего курса, – сказала мама Чурова скептически. – Ты всех подозреваешь в болезнях. Даже погоду.
– Конечно, – оживился Чуров. – Нет людей, которые были бы не больны. Только некоторых это не беспокоит. Почему-то.
– Ну вот и погоду ничего не беспокоит. Только жаль, что дачу уже закрыли. А то можно завтра и съездить.
– Не, – сказал Чуров, – завтра мы в лес.
Мама вздохнула.
– Ты же не хотел ехать-то.
– Не, поеду, – Чуров тоже вздохнул. – Что теперь, не общаться с Аги, что ли.
– Ужасно жалко, что такая девушка…
– Хватит, мам, – сказал Чуров. – Нормальный он чувак. В чём-то круче меня.
– Чем?! – возмутилась мама. – Чем он крутой?! Что за гипноз, я не пойму?! Чем он всем так нравится?! Как был хулиган, так и остался… Его уже из института вышибли, а ты ему всё завидуешь. Ты врачом будешь, а он не пойми что. Сплошные выкрутасы, какие-то протесты непонятно против чего, ну это бы я ещё поняла, но он же при этом – очень даже, он при этом – себе на уме, он же свою-то выгоду всегда соблюдает и деньги очень любит, между прочим!
– Это да, – сказал Чуров. – Это точно. Деньги да.
– Ну и хватит его оправдывать. Он о тебе, скорее всего, вообще ни разу в жизни не думал.
– Да уж это конечно, – сказал Чуров.
– Ты только не обижайся! – спохватилась мама и пересела поближе. – Я же просто хочу, чтобы тебе было хорошо.
– Да мне хорошо, – заверил маму Чуров.
– И что он тебе ответил? – поинтересовался Чурбанов после небольшой паузы, глядя не на Аги, а на кирпичную стену, которая уходила отвесно вниз, к самому козырьку общаги.
Они тоже сидели на окне. Прямо перед ними, внизу, была всё ещё зелёная лужайка, на которой студенты иногда сушили бельё. Сегодня на верёвке колыхались разноцветные паруса жизнерадостных уругвайцев – семейной пары, которая успела за годы учёбы, по очереди уходя в академ, завести двух коричневых малюток. Вокруг лужайки какой-то влюблённый чувак вытоптал тропинку в виде сердца. Смотрелось это забавно – сердце, в котором висят уругвайские трусы. Невидимое солнце светило как сквозь молоко, стена была тёплая.
– А почему тебя интересует, что он мне ответил? Ты что – ревнуешь?
– Да не ревную я, – Чурбанов плюнул вниз. – Просто завидую. Он такой правильный, что меня бесит.
Плевок пролетел всю дорогу на одном расстоянии от стены, почти не отклоняясь, и шлёпнулся на козырек тёмным пятнышком.
– Ну да, правильный, спокойный, традиционный такой, скучноватый, – согласилась Аги. – Хороший врач будет, сто пудов. Ты-то врачом не собираешься становиться. Что бесит-то? Он наверняка про тебя вообще не думает.
– Это уж точно, – сказал Чурбанов. – А насчёт врачом… если хочешь знать, я и на медицинский пошёл, потому что Чуров. Подумал – а что я, хуже?! Не знаю. Вроде и хуй бы с ним. Но в каком-то смысле мне таким чуваком никогда не стать… Не то чтобы я хотел… Завидую, короче.
– Вот и завидуй спокойно.
– Я спокоен!!! – проорал Чурбанов в окно и заржал, глядя, как женщина, которая шла по тротуару далеко за территорией общаги, вздрогнула и перекрестилась.
Бщ-бщ-бщ – пробормотал машинист в наушниках. Электричка лязгнула и тронулась снова. Развилку за Рощино миновали шагом и снова начали разгоняться. Мимо мелькали станции, полуразрушенные и выщербленные платформы, сосны и папоротники. Чащи смыкались за электричкой, как вода. Пахло травой. Леса стояли уже полупрозрачные.
Чурбанов высунулся в окно, и всякий раз, как ему надоедало захлёбываться то жарким октябрьским ветром, то мелким ярким дождиком, Чурбанов смотрел вниз, и всякий раз ему попадался на глаза Чуров. Тот же как будто не замечал Чурбанова, но на самом деле не мог решиться и посмотреть вверх; и когда, наконец, всё-таки поднял голову, то Чурбанов как раз снова всунул голову внутрь, глянул на Чурова, и они встретились глазами.