– Отпусти, – каждое слово даётся ему с трудом. Каждый звук выталкивает из дырочки чёрно-красный сгусток. – Надя, отпусти. Прошу. Так нельзя. Неправильно.
Надя молчит. Им нельзя отвечать, если не хочешь уйти с ними. Её предупреждали, но всё равно, почему так тяжело на сердце? Почему так хочется обнять и плакать на его груди?
Над моргом кружились крупные снежинки. Они падали на щёки и всё никак не хотели таять.
Год назад, Надя стояла у обшарпанных дверей и всё ждала чуда. Что вот сейчас она проснётся от хлопка двери, и Саша затопает в прихожей, стараясь не разбудить. Она будет лежать тихо-тихо, ждать, когда он войдёт и ляжет рядом, обнимет, такой большой и тёплый как ласковый кот. Муж. Погладит по голове, зароется носом в волосы, и она успокоится, и всё будет хорошо.
До следующего приказа.
Она всегда ненавидела его командировки, но что поделаешь. Он очень серьёзно воспринимал это «никто, кроме нас». Надя оставалась одна и ждала; каждый раз как в первый; никак не привыкнуть.
– Ну что ты, не злись, – басил Саша в ответ на слёзы. – Я вернусь. Оглянуться не успеешь. Потерпи чуть-чуть.
Однажды он не вернулся.
Наде позвонили ночью: надо было ехать в морг куда-то за город, в военный госпиталь. Всё было как в стылом замедленном кошмаре. Кругом серый туман, и некуда деться. Надя слушала бубнёж людей в погонах и белых халатах, подписывала бумаги, договаривалась об участке на кладбище, обговаривала поминальное меню и обзванивала родственников.
Проклятый сон всё тянулся и тянулся. Даже укусы снежинок на щеках никак не могли разбудить. Дикий, фантастический факт стучался в сознание как оживший мертвец ночью в дом родни: ей двадцать пять и уже вдова.
От бессонницы и дикой несправедливости происходящего, Надю покачивало. Поэтому, когда её дёрнули за рукав, она обернулась не сразу. Худая как ветка, высохшая, но не опавшая, старуха в ярком платке под хохлому и потёртом сером пальто, пристально смотрела в глаза.
– Вы что-то хотели? – надина рука привычно дёрнулась к сумочке за деньгами: наверное, этой тоже надо дать.
– Не я. Ты хочешь, – голос старухи шелестел как пыльные страницы старого фолианта.
Наверное, очередная попрошайка. Хоть бы мылась иногда, что ли.
– Вы обознались. От вас мне ничего не нужно, – сухо отстранилась Надя. Она попыталась уйти и не смогла. Просто забыла, как ходить. Холодные ясные глаза старухи с лёгкой иронией наблюдали за её потугами.
– Ты терпеть могла всё связанное с его работой: его берцы, его зелёный рюкзак с кучей липучек, но больше всего – запах после командировок. Порох и ещё что-то, металлическое.
– Откуда вы?.. – опешила Надя.
Старуха приложила палец к губам и строго покачала головой.
– Не перебивай, дочка. Я могу научить, что надо сделать, чтобы он вернулся. Быстро не получится, но за год справимся, – кашель согнул старуху пополам. Она достала заляпанный платок и принялась кашлять в него. Продолжила только через пару минут.
– Дело это непростое, поэтому и плата тяжкая: на год ты моя. Согласна?
Надя равнодушно кивнула. Какая разница. Впереди был ещё один эпизод фантасмагорического сна – возвращение в опустевшую квартиру к сашиным вещам и фотографиям.
– Вот и хорошо, вот и хорошо, – старуха сухо улыбнулась. – Вот адрес, приходи завтра как стемнеет. И не бойся, всё будет хорошо, надо только чуть-чуть потерпеть.
«Нет», – молчит Надя. «Не могу. Саша, милый, потерпи ещё немного, пожалуйста. Я всё сделаю, я знаю как, только потерпи. Я же терплю. Почти год уже, скоро это кончится, совсем скоро».
На секунду ей кажется, что Саша вот-вот моргнёт.
Надя трясёт головой. Морок уходит. Всё, как говорит Никитишна. Чем ближе к главному ритуалу, тем чаще он будет приходить. Те больше будет непохож на себя. Значит, и в остальном бабка права. Значит, всё идёт правильно.
Надя вытирает глаза тыльной стороной ладони.
Соберись, скоро выходить.
Вдоль длинной кирпичной стены кладбища Надя идёт быстрым шагом: до сумерек надо успеть подготовить ритуал. В сумке трепещет жертвенный голубь и ритуальный нож позвякивает о чашу. Шею оттягивает амулет. В руках четыре розы в коричневой бумаге.
Осталось совсем немного.
Надя легко минует ворота, местные стражи – как люди, так и нет – давно её знают, примелькалась. Потом немного пройти по аллее, и она на месте.
Некроманты очень не любят умирать. Они умеют вытягивать чужую молодость, но процесс это небыстрый, а если нет согласия жертвы, надолго такой жизни не хватит. Месяц, два и ищи кого-то ещё.
Тело Никитишны давно отслужило. Старуха отчаянно цеплялась за существование, месяцами разыскивая подходящую девушку. С Надей ей повезло, и упускать такой шанс было нельзя, потому и решилась старая колдунья предложить: жизнь за жизнь.