Витин дедушка провоевал всю войну лётчиком-торпедоносцем. У них с бабушкой было трое сыновей. Двое из них, папин старший брат и папин младший брат, тоже стали военными лётчиками. Младший, капитан дядя Арсений, служил под Москвой. Старший, подполковник дядя Илюша — на Севере. Корневы были сплошные лётчики. Кроме одного Витиного папы. Но у Витиного папы плохое зрение. Он с детства носил очки. Поэтому Витин папа, к сожалению, стал не лётчиком, а инженером.
И теперь дед Коля выходил в отставку. А по болезни или нет — этого никто не знал. Потому что взрослые люди нередко думают одно, а говорят совсем иное. Сами, например, думают про билеты в театр, а говорят — корова…
Глава тринадцатая
На эшафоте (продолжение)
— Нет, родимые, нет, — ласково протянул завуч, — так у нас дело не пойдёт. Я, кажется, просил вас не перебивать друг друга и высказываться по очереди. Мы остановились на том, что первым начнёт Корнев. Однако Корнев почему-то немного стесняется и готов уступить пальму первенства Прохорову. Что ж, Прохоров, не станем спорить, выпустим сначала тебя. Итак, Федя Прохоров, нравятся ли тебе коровы? Мы ждём.
Когда тебя ждут, это всегда не очень уютно. Завуч ждал. Федя молчал.
— Так мы ждём, Прохоров, — напомнил завуч.
И тогда Федя, чувствуя, наверное, что больше тянуть нельзя, глухо выдавил:
— Угу.
— Угу? — повернул к нему ухо завуч. — Что — угу? Как прикажешь перевести это слово на русский язык? Как «да»?
— Угу, — подтвердил в пол Федя.
— Угу, — согласился завуч. — Я понял, что ты к коровам относишься хорошо. А нету ли у тебя, Прохоров, чего-нибудь общего с этими замечательными животными?
— Хэ! — презрительно выдохнул Федя.
— Утверждаешь, нету? — догадался завуч.
— Угу, — сказал Федя.
— Странно, — проговорил завуч. — А ты поднапрягись, Прохоров. Может, что и обнаружишь.
— Ну, — двинул плечом Федя.
— Что — ну? Обнаружил? Что же ты, Прохоров, обнаружил?
— Млекопитающие мы, — прогудел Федя.
— О! — восхитился завуч. — Это уже что-то! Мысль уловил. Ну, а ты, Корнев.
— Я — не, — отрицательно мотнул головой Витя.
— Что — не?
— У меня с ними — ничего.
— С кем — ничего? С коровами?
— С ними.
— Так ты, может, Корнев, вовсе и не млекопитающее?
— Нет, конечно, — решительно отрёкся Витя.
— Угу, — сказал завуч, — понятно. Молоком тебя, Корнев, выходит, никогда не питали и сейчас тоже не питают. Ты питаешься одной жевательной резинкой. Так?
И тут Витя с Федей враз, словно по команде, подняли от пола глаза. Вот оно, оказывается, что! Вовсе, оказывается, никакие и не билеты, а жевательная резинка! Та самая жевательная резинка, с которой у Вити с Федей так ловко получилось в воскресенье.
— Почему одной жевательной? — тихо проговорил Витя.
— Вот и я решил поинтересоваться — почему? — сказал завуч. — И пришёл к выводу: Прохоров жуёт резинку по причине того, что относится к отряду жвачных парнокопытных млекопитающих. А Корнев употребляет её вместо молочных продуктов.
И здесь нотку нарочитой ласковости в голосе завуча как обрезало. Голос завуча сделался жёстким. Голос уже не просто звучал, голос бил.
— Мне стало известно, — больно ударило Витю с Федей по головам, — что сегодня утром вы снабдили весь класс жевательной резинкой. Я хочу знать, где вы её взяли. Я больше не намерен терпеть в своей школе подобных безобразий. В субботу вы сорвали диктовку. Причиной тому была жевательная резинка. И это несмотря на мой категорический запрет и неоднократные предупреждения Светланы Сергеевны. Сколько можно! Прошу вас немедленно объяснить, где вы взяли вот эту жевательную резинку.
Послышался звук выдвигаемого ящика письменного стола. Краем глаза Витя увидел, как завуч положил рядом с перекидным календарём три плоских дольки жевательной резинки. Каждая долька в яркой обёртке — синее море, пальмы и жёлтый ананас. Откуда они попали к нему? Как? Ведь в кармане у Вити лежала точь-в-точь такая же резинка — с морем, пальмами и ананасом, Какой же это предатель завёлся в четвёртом «б»?
— Узнаёте? — спросил завуч. — Или, может, будете отнекиваться? Так где вы взяли эту резинку?