— Погоди, — сказал папа. — Я тебе не всё объяснил. Загадывать можно только то, что зависит от тебя. Вот в шашки, например. Загадай, что ты у меня выиграешь, и гайка тебе поможет.
— Так у тебя и выиграешь, — оттопырил губу Филя.
— Попробуем?
— Давай, — сказал Филя. — Мне что.
Он разгромил папу так стремительно, что даже сам не понял, как это случилось.
— Видал-миндал, — сказал папа.
— А ты не нарочно? — захлопал глазами Филя.
— Нарочно! — возмутился папа. — Ещё?
— Давай.
Папа вошёл в азарт. Он злился, наступал и… проигрывал. Он просадил подряд пять партий. Филя господствовал над доской и кучами заглатывал вражеские шашки. Филя торжествовал. У него горели глаза и уши.
Папа поднял руки.
— С гайкой больше не буду. Неинтересно. А без гайки давай.
Партию без гайки Филя продул.
С гайкой снова выиграл.
И ещё раз.
Чудеса!
— Что, она и вправду волшебная? — прицепился Филя.
— Не потеряй смотри, — ответил папа.
После ужина Филя отпросился на улицу. Всего на десять минуток. Он дрожал от нетерпения. Утрамбованная лыжами гора круто уходила в темноту. Там трамплин. Редкий мальчишка не летал с него кувырком. За всю зиму Филя всего два раза приземлился удачно. А так больше носом.
Гайка лежала в кармане брюк. Филя ощущал её приятную тяжесть. Он разбежался и присел. В ушах запел ветер. Трамплин резко подбросил в темень и понёс. Филю валило на спину и вбок. Он с трудом сбалансировал руками. Он ударился одной лыжей. Вторая летела по воздуху. Ещё секунда — и он пропахал бы остаток горы носом. Но он не пропахал. Он заставил себя встать на вторую лыжу и скатился вниз… И это в темноте! В полной темноте, когда и без трамплина можно запросто свернуть шею.
Вот это гайка! Дед знал, что оставить отцу. Это получше любого велосипеда.
Берегись теперь, Дуб! Теперь ты узнаешь, где зимуют настоящие раки!
Бедный Гера Дубровцев. Если бы он догадался, что у Фили появилась волшебная гайка, он повёл бы себя на уроке истории иначе. Но он не догадался про волшебную гайку. Он пролез под партой и привязал к шнурку от Филиного ботинка бечёвку. Конец бечёвки он привязал к парте. По его коварному замыслу Филе вновь предстояло испробовать прочность пола в классе.
Мария Никифоровна обвела взглядом учеников и заглянула в журнал.
— О восстании Спартака, — проговорила она, — нам расскажет, нам расскажет… Боков. Прошу к карте, Боков.
Про Спартака Филя знал отлично. Он поднялся и смело шагнул к карте. Его спас шнурок. Шнурок развязался. Только поэтому Филя не грохнулся посреди класса.
— Что ты там танцуешь на одной ноге, Боков? — спросила Мария Никифоровна.
— Я не танцую, — сказал Филя. — У меня шнурок…
Он нагнулся, отвязал бечёвку и с благодарностью пощупал в кармане гайку.
— Сначала Спартак был рабом, — громко начал Филя, — и ещё гладиатором. Гладиаторы дрались в цирке мечами. А богатые римляне на них смотрели. Они убивали друг друга.
— Кто убивал друг друга, богатые римляне?
— Зачем? — сказал Филя. — Гладиаторы.
— Так. Дальше.
— Ну вот. Потом Спартаку надоело быть рабом и он восстал. Он убежал и собрал целую армию рабов. К нему бежали рабы со всей Италии.
Уже давно Филя не отвечал с таким вдохновением. Но вдруг, когда он произнёс: «Это случилось осенью семьдесят третьего года до нашей эры», — Филя увидел Геру. Дуб тыкал пальцем в лежащую перед ним книгу, страшно вращал глазами и мотал головой. Филя проглотил последнее слово и вытянул шею. Казалось, что Филя хочет через пять парт заглянуть в Герин учебник.
— Тф… пф… х… х, — шептал Гера, лопаточкой приложив ко рту руку.
— Я спутал, — торопливо поправился Филя. — Не осенью. Это весной случилось.
Но Герина голова заболталась так, словно его кто-то тряс за шиворот.
— Нет, не весной, — испугался Филя. — Она в тридцать седьмом году была.
— В чём дело, Боков? — спросила Мария Никифоровна. — Кто «она»?
— Эта… как её…
Филя почувствовал, что тонет. Холодная простокваша растекалась по животу, добежала до коленок и спустилась в пятки.
— Дубровцев, — произнесла учительница, — сейчас я попрошу тебя выйти из класса.
И тут Филя вспомнил, что у него есть спасательный круг. Филя сунул руку в карман.
— Так когда же, Боков, было восстание Спартака?
— В семьдесят третьем году до нашей эры, — решительно отчеканил Филя.
— Так. Это другое дело. Дальше.