— Когда это мы с тобой спорили? — поинтересовался Федя, едва дяденька с усиками отошёл на несколько шагов.
— Ай, да ну вас! — отмахнулась Люба. — Бежим скорее на Подгорную.
Глава восьмая
Чтобы по-честному
Небольшая Подгорная улица спускалась к берегу Волги. У тротуаров между булыжниками пробивалась первая трава. Посеревшие от старости дома с высокими глухими заборами и резными воротами совсем вросли в землю. У некоторых домишек окна опустились ниже тротуара. И в углублении у окон кое-где ещё лежали остатки грязного снега.
— Бабушка, — обратилась Люба к старушке, которая грелась на солнышке у ворот, — вы не знаете, где живёт Сыромятникова?
— Клава? — сказала старушка. — Да вон как раз напротив, в седьмом номере. Почто она вам? У неё никого дома. Сама с утра на работе. Сына её, Никиту, в прошлом годе в армию забрали. А вам чего, гвардия, нужно-то?
— Да мы… это, — замялась Люба. — Мы, бабушка, первых пионеров разыскиваем. Она, случайно, не первая пионерка?
— Эко! — вскинулась старушка. — Ну, нашли пионерку! Клава Сыромятникова — и первая пионерка! Охо-хо!
— А чего? — не поняла Люба.
— Пионер есть кто? — сказала бабушка строгим голосом. — Вы красные галстуки носите, лучше меня должны знать. А ну, кто такой пионер Страны Советов?
— Который всем ребятам пример, — с ходу отчеканила Люба.
— Так, — подтвердила бабушка, — верно. Только это ещё не самое главное в пионере. А что самое главное? Вот ты, мальчик, скажи, что? — ткнула она пальцем в Федю. — Ну!
— Я? — буркнул Федя.
— Ты, ты, — подтвердила бабушка.
— Пионер… который учится хорошо, — просопел Федя.
— Так. А ты, мальчик, — ткнула бабушка в Витю.
— Пионер ещё честным должен быть, — глухо добавил Витя, подумав о папе. Папа там сидел сейчас около дома, дожидался сына, чтобы оставить на него машину и съездить в магазин. Витя клялся, что прибежит сразу после четвёртого урока, а сам вместо этого зачем-то стоял и разговаривал с незнакомой бабушкой.
Незнакомую бабушку звали Василисой Трофимовной. Лицо у неё было в сплошных морщинах. Под глазами — синие мешочки. Волосы редкие и седые. Но хотя бабушка и говорила с одышкой, голос у неё ещё звучал задорно и по-молодому.
— Эх вы, гвардия! — по-молодому сказала бабушка. — Откуда вы такое про Сыромятникову взяли? Пионерка! В пионере, гвардия, самое главное, что он есть юный коммунист. Пионер свято верит в коммунизм и всеми силами за коммунизм сражается, за светлое будущее всех тружеников Земли. Это вы обязаны как дважды два знать. А у Клавы Сыромятниковой совсем не в коммунизм вера. До счастья трудового люда Земли ей тьфу. Потому как она для одной себя живёт, только для одного своего собственного удовольствия. И сынок её. Никита, копия в мамочку. Только что в церковь пока не ходит.
Поговорить бабушке, наверное, было не с кем, вот она и разговорилась. Вспомнила, как в двадцатых годах вступала в комсомол, как в гражданскую погиб в бою с колчаковцами её муж, а с последней войны не вернулись оба её сына-добровольца.
— То, что человек по необходимости делает или по принуждению, — объяснила бабушка, — тут никакой такой его заслуги нету. Заслуга там, где он сам идёт, по своей доброй воле. По его добровольным делам человека всегда как на ладошке видно. Вот вам и вся тут тётя Клава Сыромятникова. Она всю жизнь добровольно лишь свечки в церкви ставит. И по своей непроходимой темноте лишь себе самой вред наносит. У неё вон почки больные, операцию нужно делать, а она заместо врача опять же к богу: «Исцели, господи, владыка небесный».
Заметив, что ребята нетерпеливо поглядывают по сторонам, Василиса Трофимовна сказала:
— Что, заговорила я вас? Бежать, наверное, куда-нибудь срочно нужно? Ладно, бегите. Но не забывайте только, что в пионере самое главное. Гвардия!
Вверх по Подгорной ребята промчались единым духом Мимо чёрных, поблёскивающих смолистыми днищами лодок. Мимо ветхих домишек и высоких ворот.
У гастронома Люба опять повернула к Старому театру. Витя с Федей — за ней. Что ей снова понадобилось в театре, Витя с Федей не поняли. Но Вите теперь уже было всё трын-трава.
В прохладном вестибюле театра всё так же безмолвно висели по стенам старинные купеческие фонари. Сводчатый, как арка в подворотне, потолок зловеще усиливал звуки.
По выщербленным плитам пола ребята старались ступать как можно осторожней. Особенно Витя с Федей.