Выбрать главу

«Куколка из Таллинна»

Куколка из Таллинна в розовом купальнике движется по комнате И скромно улыбается… Но если навзничь упадет ты с ней дружок намаешься. Она не морщит свой лобок в истерике не бьется ногами держит потолок и никогда не гнется, не просит денег на еду команды ловит на лету… Разденься, хлопни и скажи: «А еще любите меня, за то, что умру!» И тогда: Взорвется прожилками вен пластмассовый корпус! Раздвинут шарниры колен пространственный доступ! Стальные пружинки растянут зрачок! В последней конвульсии вздрогнет живот! И руки замкнут смертельный захват, и на прилавке под давкой различных моделей пушистых котят сверкает новинка «Кукла Дафни — дочь Хеопса. И ее друг Щелкунчик в позе Лотоса…»
Не умирай, мой белый «аист», от тоски Не умирай — еще горят твои соски От прикасания, от спермы до зари От поцелуя в зубы, в сую и в висок Не вымирай, мой друг-подруга, «мотылек»! Оставь мне это дело для души Оставь мне свое тело и туши Картофель с мясом или клубни без ботвы И кровь с полосками говядины-стихов. Не умирай, ведь знает дверь — я был таков Твой ласковый и нежный тайны Чаун. Не умирай — я не рифмую к «двери» — «зверь» Алигофрен в стихах, в компьютере я, даун Не умирай, не умирай, беги как Браун О, Ева! Через барьеры Баррикадные В сон снов Не умирай, ты мне нужна, ты околдов Она в руке твоей, во взмахе — моя смерть! Кто будет ночью в одеяле водку греть? Ты дайся выпить, сделай сюр из сигарет Ных дЫмов милого отечества, давай Не умирай — забеломорю и вернусь! Не умирай! Ты — поэтесса, я — твой грусть! Чтоб мы состарились, сидели на тахте Не умирали — ели: «хрусть-да-хрусть-да-хрусть». Не умирай мой белый аист от тоски! Еще так влажен между ног колодец твой! Еще подвой мне утром: «ой-кукаре-квох»! Пока не сделаешь в скирды пике «кирдык» Пока учу тебя: «Курлык-курлык», мой Бог! Не умирай а улыбнись (ыбысь-ыбысь Я эхи делать буду), экки ты летишь! Не умирай, вернись, вернись, вернись, вернись Замри иконой под оральным потолком Мой белый аист, ставший черным от тоски. Не умирай когда прочтешь и этот бред. Не умирай, а просто выключи нам свет.

«Настоящим сообщаю что я жив. ТЧК»

Настоящим сообщаю что я жив. ТЧК. А другие пусть считают что я умер. Потому как на часах у потолка цифры «три» «девять» держу, спи моя «woumen», я твой «men» в уме… Она спит и спит на небе пусть Бог! От Онеги на огни летит псих черт! Уплывают в океан волны — борт в борт А левее не правеет смерти вид — стыд. Она спит и я лежу у ее ног барсом пусть она меня во сне зовет «Барсик» А устанет нас держать стрелка белкой перепрыгнет на соседню сделку, и спит…

Сон (цветной), «Жанка и Данко»

Юная Жанка стоит у зеркального шкафа в короткой юбке и красит губки. Заматеревший Данко на четвереньках, ходит голый вокруг, по-кошачьи, ластится. Выгибает спину, трется об ее ножку: «мыр-р-р-р-р, моя кошка», смотрит вверх: «О, хитрая, без трусиков она!!!» Лижет языком ее коленку. Падает на спину и высунув язык легонько дышит, весело и преданно смотрит ей в глаза. Она небрежно обращает внимание, наклоняется, кусает больно и почесывает его за ахулесовую пятку. Он резко кидает ее на ковер. Она успевает вскочить на четвереньки, но поздно:

«Дын-дын-дын-дын-дын-дын-дын…».

Она поскуливает, пытается отползти… «А под диваном все в пыли», отметить все же успевает. Ворочает вокруг зеленым глазом. Правым. Левый слепит солнце. В окно стреляют снопы лазерных лучей, однако, время! «Бах»! На сцене феерверки! Вертушки бешенно играют «Skooter», Огни петард, дым коромыслом! С убойным визгом из ракетниц секунды вылетают хаотично. «ПУМС» взрывается у ней под чакрой, и стрелка бьет в двнедцатую цифру нот… Спадает груз, укатывается солнце. Темнеет. Они кончают слушать вместе, в одном и том же месте с сильнейшим, пламенным оргазмом музыкальным в ее голове блеснула мысль: «Вот она, настоящая поэзия и философия!»