Тишина длилась долго — слишком долго. Уже и унижение успело хлестнуть, как мокрой тряпкой: ушёл всё-таки, заманчивым предложением не воспользовался. Но кровать тихо, без скрипа, просела. Кайран решилась посмотреть, лишь тогда, когда почувствовала тепло чужого тела. Пока не прикосновение, только тепло.
Поблёскивающие как у зверя глаза, кажущиеся почти чёрными, оказались близко. Лучше бы их никогда не видеть. Или лучше действительно не сожалеть?
— Могу уйти. Ты вовсе не обязана…
Пахнувшее мятой дыхание прошлось по ресницам, мазнуло по виску. Лан подняла руку, запутавшись пальцами в волосах на его затылке, заставляя наклониться ниже — к губам.
Нет, не обязана. Но лучше не сожалеть. Тем более другого шанса действительно не будет. Почему и не поверить на остаток этой слишком длиной ночи, что всё ещё может быть?
А потом не сожалеть.
Красная луна качнулась за окном, словно потревоженная судорожным вздохом. Если кто-то и был сегодня пьян, так только она.
Глава девятнадцатая
Если входишь к кому-нибудь в доверие, не забудь закрыть за собой дверь
Истэр Лан у самого крыльца встречал. Он бы, наверное, и к воротам выбежал. Да по гравию в шёлковых туфлях не побегаешь. Порвутся они, туфли-то. Лакея элв в сторону отпихнул, сам дверь кареты открыл, сам подножку опустил — не испугался запачкаться. И при этом лицо аэра выражало такое безграничное детское счастье, что Кайран почти стыдно стало.
— Когда я получил ваше послание, то просто не мог поверить… — вместо приветствия интимно шепнул Вильен.
— Я тоже поверить не могла, когда писала, — буркнула Лан.
И ведь не соврала же. Ну, может «писала» стоило заменить на «переписывала». Потому что сочинил-то письмецо, понятно, Даймонд. А вот переписывать пришлось аж три раза. Пассажи про «удивительную коллекцию гобеленов, превозносимую знатоками», хранимую «в уединённом, но от этого не менее романтичном месте», которую она «счастлива увидеть», да никогда-нибудь, а именно «субботним вечером, после восхода обеих лун», потому что «этот деспот Натери отбудет на приём к королю» самостоятельно девушка никогда бы не сочинила.
— Вы уверены, что цель вашей поездки останется втайне? Слуги надёжны? Грех не узнает, куда вы отправились? — встревоженным шмелём гудел Истэр, осторожно, словно хрустальную, поддерживая элву под локоток.
— А что, боитесь? — усмехнулась Кайран.
И тут же, спохватившись, прикрылась веером. Во-первых, не стоило подвергать сомнению и так не до конца восстановленную мужественность кавалера. А, во-вторых, постоянно веер в кулаке, как кинжал сжимать, глупо. Надо же им… Что там дамы делают? Трепещут, так, что ли? Или трепыхаться следует ресницам? Мильена — недотравленная спасённая — полезных советов новой госпоже надавала столько, что они просто в кашу смешались — только хвосты, да невнятные обрывки вроде этого «трепыхания» торчали.
— Я не трус! — обиженно надулся Истэр. И мигом растерял придворную слащавость, став на порядок симпатичнее. — Но опасаюсь за вашу судьбу. Вдруг Натери приревнует? Мне не хочется, чтобы наша тайна обернулась для вас неприятностями.
— А что, он ревнив?
Лан с досады губу едва не прокусила. В делах сердечных ей опыта не хватало. Но даже такому наивному бутону понято: не стоит соблазняемого мужчину расспрашивать о другом элве.
— Откуда я знаю? — к счастью, ничего крамольного в вопросе Истэр не заметил. — Мне его дамой быть не доводилось.
— И много у него дам?
Да что такое? Хоть кляп в рот вставляй.
— Да кто этих дам считает? — беспечно отмахнулся Истэр. — И что мы всё о глупостях каких говорим? Моё сердце истомилось, и я в нетерпение жду, когда мы сможем…
— Осмотреть дом — это удачная мысль! — брякнула аэра, пытаясь не отступая, отстраниться от элва. Который в истоме то ли к её губам, то ли к груди потянулся — при их разнице в росте распознать конечную цель истомившегося Истэра не удалось. — Обожаю такие милые сельские коттеджики!
— Вы считаете? — озадачился Вильен, видимо, пытаясь припомнить, когда это он столь ценное предложение вынес.
— О да! Я считаю, а ещё пишу и музицирую, — ну, вот последнее враньё откровенное. — Посмотрите, какие милые резные ставни! И эта мальва! Она так мила!