Психологическую особенность описываемого случая смертной казни составляло то, что и сам исполнитель казни — палач, в последнюю минуту совершенно растерялся, и лишь указания прокурора, не остановившегося пред исполнением тяжелого долга, направили деятельность палача. Было ясно, что палач в решительную минуту проникнулся общим настроением: он почувствовал себя убийцей и ужаснулся деяния, которое сейчас должен был осуществить своими руками. Очевидно, что то чувство всепрощающего милосердия, о котором говорить французский врач, уже стало в наши дни неотъемлемым нравственным приобретением и неугасимой искрой в душе, и современный зритель смертной казни бессилен примириться с самым фактом юридического человекоубийства. Современный свидетель казни, всеми фибрами своих нервов и всеми основами своей души, чувствует себя соучастником отнятия жизни у этого „бедного человеческого существа, мертвенно-бледного, опутанного веревками, связанного по рукам и ногам”... о чем так просто и так красноречиво говорит французский врач, очевидец казни. Нельзя более сомневаться в том, что смертная казнь стала анахронизмом в наши дни, и что самое исполнение ее становится актом, превышающим силы участников и свидетелей казни.
Развитое сознание и нравственное чувство человека, в наш век, уже не относится к смертной казни как к зрелищу или обыденному событию: страшное, ужасающее дело юридического убийства вызывает жгучий трепет и мучительное чувство ожидания перед казнью, а после казни в душе мыслящего существа встают ряды властных философских запросов, неумолимых и справедливых, как само правосудие. Эти запросы призывают человеческую совесть к суду и требуют ответа и оправдания... За нами и пред нами — говорит нам философствующая мысль — стоит бесконечная вечность; нас окружает безграничная природа; мы — ничтожная крупинка, мельчайший атом, который является в мир для кратковременного существования: но в то же время мы полны сознания; мы чувствуем нравственное величие; мы стремимся к возвышенным нравственным целям; мы непрерывно совершенствуемся, в ожидании, когда пробьет наш последний час... Мы совершенствуемся! Кто же дерзнет прерывать этот естественный поток нравственных явлений! Кто разрешить себе дерзновенно открывать таинственную дверь вечности и толкать своего ближнего в неизвестный мир, куда мы все придем в свое время. И эту роль дают правосудию!
В смертной казни правосудие обагряет себя человеческой кровью, и как бы тонко ни была придумана апология казни — убийство всегда остается убийством! Для взора чистой совести смертная казнь всегда будет являться не в ореоле юридического акта, но под мрачной маской самого банального убийства, к которому кощунственно прикреплено знамя правосудия. Для ока совести, на плахе и на эшафоте правосудие подвергается позору и бесславию!