— Не хочу.
— А я хочу.
— Да? — ошалела я от такой наглости.
— Очень. За месяц чуть не тронулся, Тань, — и максимально откровенно облизал меня взглядом.
— Перестаньте молоть чушь!
— На тебе то самое белье, так? — облокотился он рукой о косяк и еще ближе подался в мою сторону, пока я в шоке пыталась переварить происходящее.
— Не вашего ума дело! — выпалила и тут же захлопнула перед его носом дверь, в ужасе округляя глаза от собственной выходки.
М-да. Слабоумие и отвага как они есть.
Молодец, Танька! Садись — пять!
Стук в дверь, и приглушенный мужской голос врезается в мои истерзанные мозги.
— Тань, ну что за детский сад?
— Ясельная группа! — саркастически цежу я и стискиваю кулаки. — Зато теперь понятно, почему вам нужно по несколько раз повторять очевидные вещи, Марк Германович.
— И какие же?
— Вам тут не рады!
Резкий и хлесткий удар в дверь, и тут же слышатся удаляющиеся шаги по лестничным пролетам. Всего несколько минут, и все стихло.
Как будто бы Марка Хана никогда тут и не было. Иллюзия? Но какая горькая, правда?
Привалилась облегченно к двери и сползла по ней вниз, а потом закрыла горящее лицо ладонями и в цвет выругалась. Забористо. Трехэтажно.
Ну, это надо же? Приперся ко мне! С вином! Хочет он, видите ли! Аж целый месяц терпел бедняга малохольный! И как не двинуть копыта от такого счастья, ну правда же?
А-а-а!!! Бесит!
Но через пару мгновений очередной звонок в дверь оглушает мои перепонки. Никак не угомонится несчастный!
— Да какого черта тебе надо? — ору я и вскакиваю на ноги.
— Ну, Тань, ты ж сама меня позвала, — слышу я недоуменный голос подруги.
— Ой, — проворачиваю замок и распахиваю дверь, а потом недоверчиво кошусь на то, с чем она ко мне пожаловала.
— Тань, ты чего? — подозрительно косится на меня Ковалева.
— Ты где это взяла? — киваю я на букет и бутылку вина, которые еще совсем недавно держал в руках Хан.
— Ой, подруга! — растягивает гласные Нинка и закатывает в апофеозе глаза.
— Ковалева! — рычу я.
— Я сейчас такого мужика на твоем крыльце встретила, Тань! Ну просто умереть — не встать! Стопроцентный Бог! Глаза — во, губы — ах, тело — полный улет. Я такому даже на первом свидании дала бы, каюсь!
— Да что ты говоришь? — прищурилась я.
— Да, Сажина. Но! Были и минусы.
— И какие же? — ошалело спросила я, сама не зная почему.
— Матерился как сапожник.
— М-м…
— А потом улыбнулся мне как сущий ангел во плоти и вручил вот это, — подруга протянула мне букет и бутылку итальянского Пьер Совиньон.
— Дура ты, Нинка, — приняла я ношу из ее рук и двинула к кухонной зоне, чтобы уже водрузить пресловутые алые розы в трехлитровую банку.
Вазы у меня отродясь не было.
— Это еще почему? — следовала по моим пятам Ковалева.
— Потому что это был Хан, — пожала я плечами.
— Что? — заорала подруга, но я ждала подобной реакции и потому даже не вздрогнула.
— Я говорю, что это был…
— Да слышала я! — фыркнула подруга и закатила глаза. — А знаешь, нифига он не красивый, Танька. Я резко передумала.
— Да?
— Да! Губы слишком пухлые, и глаза у него слишком… э-э-э…слишком серые.
— Слишком серые? — прыснула я и рассмеялась.
— Да! Мышиные! Вот!
— Ну все ясно, — хохотала я между словами.
— Как белый день! Вино выпьем, а цветы давай выбросим от греха подальше, нечего от всяких мышиных королей веники подбирать. Погоди! А он к тебе приходил со всем этим, да?
— Угу, — поковыряла я несуществующую трещинку на столешнице.
— Он что, совсем совесть потерял?
— Угу, — снова кивнула.
— А ты что, дала ему повод потерять эту совесть, Танька? — недовольно уперла руки в бока Нинка.
— Блин!
Простонала я, понимая, что попала на рассказ как никогда…
Глава 4. О том, как кое-кто ошалел…
— Не хочешь мне рассказывать, да? — обиженно протянула Нина и стрельнула в меня глазами исподлобья. С упреком, будто бы я упала в ее глазах ниже плинтуса.
Да чего уж говорить? Я и в своих глазах давно пробила дно.
— Нин, да как такое расскажешь?
— Очень просто. Открываешь рот и начинаешь болтать все с самого начала.
— Все с самого начала ты знаешь, — повернулась я и сложила руки на груди.
— Да, знаю, Тань. Типа как твой Хан тебя терпеть не может, рычит на тебя, словно дикое животное, и, вообще, пытается сожрать со всеми потрохами. Так?
О, да! Так!