И ощущался он самым настоящим прикосновением.
Требовательным. Властным.
К лицу. К нежной коже. К оголенным до предела нервам.
— Чего дрожишь?
Девушка резко дернулась от неожиданности. Мягкий шепот раздался в непосредственной близости от ее виска. Слишком уж близко. «Непростительно близко…»
— Замерзла! — буркнула она, обхватывая себя руками, и всеми силами избегая зрительного контакта. Не могла. Не решалась. Трусиха.
Красницкий потянулся к небольшому журнальному столику, стоящему у дивана с его стороны, и стянул из прозрачной вазы несколько конфет.
— Будешь?
— Нет, спасибо!
— Ешь карамельку!
— Не хочу!
— Я кому сказал?!
— Отстань от меня! Сам ешь!
Секундная пауза. Тяжелый вздох.
И Слава раздраженно швырнул конфеты обратно в вазу.
— Правильно! Тебе их нельзя! А то отрастишь задницу необъятных размеров! — выдержав театральную паузу, добавил: — Ой, блин… опоздал с советом, да?
Скрипнув зубами, Ирина полоснула одноклассника разъяренным взглядом.
— Отчего же? Не опоздал. И весьма своевременно напомнил мне, каким козлом можешь быть!
Недовольно рыкнув, Вячеслав отстранился.
Очевидно, обмен любезностями на сегодня был завершен.
Но нет. Спустя несколько минут, прошедших в полнейшей тишине, он вновь подался вперед. Невесомым, едва заметным движением, заправил ей за ухо непослушную прядь волос, выбившуюся из хвостика на макушке.
— Ирин, — окликнул ее очень странной интонацией с легкой хрипотцой в голосе, — ну серьезно, ты чего такая лохматая?
«О, Господи! По ходу, не отстанет!»
Прикрыв веки, Синицына несколько раз глубоко вздохнула, дабы восстановить душевное равновесие. Хотя бы попытаться.
— Потому что утром торопилась и случайно схватила мамину резинку. А она слабая. Густоту и длину моих волос не выдерживает. Еще и ветер сильный на улице, а расческу я дома забыла. Вот и торчит все в разные стороны. Доволен?
— Угу! А давай тебя… причешем?
— Тоже мне, цирюльник выискался! — рявкнула Ирина, закипая от злости. — По башке тебе, что ли, треснуть, чтобы мозги на место встали?
— А сможешь? — глупый высокомерный смешок сорвался с его губ.
— Ну все! Мне это надоело!
Намереваясь все же пересесть на стул, она вскочила на ноги.
Да столь стремительно, что закружилась голова.
Несмотря на сей обидный факт, Синицына удержала бы равновесие. Непременно. Но увы! Ей просто не позволили этого сделать.
— Останься!
Красницкий среагировал быстрее. Схватил за запястье своими стальными пальцами и резко потянул ее в обратном направлении, вынуждая вновь вернуться к нему. На диван. Только вот в последний момент что-то пошло не так, и Ирина, холодея от ужаса, опустилась в аккурат на его колени.
«Твою же ж…»
Весь воздух из легких вышибло одним махом.
Щеки опалило болезненным румянцем. А во рту внезапно пересохло. Сильно. До противной болезненной горечи. Пытаться встать смысла не было. Слава оплел ее своими руками, точно стальными тросами, едва Ирина «так удачно» приземлилась. Машинально. Импульсивно. Но тем не менее.
Оба замерли, нарушая тишину директорского кабинета своим надрывным и до ужаса шумным дыханием. И глазея друг на друга лихорадочными и абсолютно ошалевшими взглядами.
— Я… пойду, наверное, — проблеяла она севшим голосом, — в приемной, вместе с Зиночкой Мосолова подожду…
— Интересно! Кто бы тебя туда еще отпустил?
Глава 9
— Ты! — ответила она незамедлительно.
— Я? — сдавленный смешок. — Нет!
— Почему?
— Не хочу!
— Слушай-ка…
— Т-с-с! — перебил он настойчиво. — Тихо, я сказал! Не начинай!
Будто завороженная его мягким бархатистым шепотом, отдающим легкой хрипотцой, Ирина (шокируя даже саму себя) послушно умолкла.
Сникла, пытаясь успокоиться. Да тщетно все. Бессмысленно.
Нервно увлажнив пересохшие губы, она решилась удостоить одноклассника смущенным потерянным взглядом. Сдержаться не смогла. Но к тому, что увидела там, в пленительной бездне шоколадных глаз и расширенных до безобразия зрачков, оказалась совершенно не готова. Ее испуганный судорожный всхлип эхом отразился от стен директорского кабинета.
«Господи, это же…»
Адское пламя. Бесконтрольный пожар. Пепелище.
И ни капли человечности. Лишь безграничный голод.
Да, Красницкий выглядел диким. Чертовски злым.
И, казалось, хотел спалить ее заживо. Дотла. Мгновенно.
Его ноздри раздувались, как у хищника, когда он шумно втягивал в себя кислород. А еще… еще Вячеслав неотрывно следил за ее губами, и все плотнее сжимал в кольце собственных рук, точно в железных тисках.