Секунды казались вечностью. Дыхание учащалось все сильнее с каждым новым ударом сердца. Нестерпимый жар, исходящий от его тела, ощущался даже сквозь слои одежды. Но это тепло не согревало девушку. Напротив. Ирину прошиб ледяной озноб небывалой силы, заставляя дрожать, точно в жуткой лихорадке. В беспамятстве. В бреду.
Кожу жгло так, словно острые иглы в нее безжалостно впивались. Внутренности от напряжения скручивало в жесткий тугой комок.
«Что он делает? — недоумевала Синицына. — Что. Он. Делает? И, главное, зачем? Придумал новый способ поиздеваться напоследок? Тактику поменял?»
Многолетняя обида нашла выход в гневе. Стиснув зубы, она собиралась по старой привычке поколотить его. Сильно. Со всей мочи. Чтобы знал!
И замахнулась уже, но вдруг камнем замерла в нерешительности, с ужасом осознавая жалкую постыдную истину: она просто хочет прикоснуться к нему. Вот и все. И столь сильно, что немеют пальцы.
Потому и маскирует свои истинные желания агрессией.
«Боже! Он добился своего! У меня таки поехала крыша!»
— Давай! — Славик слегка встряхнул ее, опаляя щеку своим горячим дыханием. — Какого черта ты застыла?
Внутренне злорадствуя, Ирина ответила его любимой фразой:
— Не хочу!
Кадык Красницкого напряженно дернулся. Голос сел еще сильнее.
— А чего… хочешь?
«Ладно, — подбадривала себя, дабы окончательно не свихнуться, — только раз! Один единственный разочек!»
Храбрясь из последних сил, она разжала кулак, замерший в нескольких сантиметрах от головы молодого человека. И осторожно, чертовски медленно прикоснулась дрожащей ладонью к его волосам. Острые. Жесткие. Колючие.
«Как и он сам…»
Пульс взревел, оглушая. Испытывая совершенно нездоровое, даже извращенное удовольствие от столь странного действа, Ира прикрыла потяжелевшие веки. Осмелев, полностью утопила свои пальцы в короткой шевелюре Вячеслава. И в тот же миг услышала его приглушенный стон. Едва различимый. Но мучительный. Распахнув глаза, она испуганно отпрянула. Вернее, попыталась. Красницкий перехватил ее руку раньше. Крепко сжал запястье, удерживая на месте. Не разрывая зрительного контакта, шумно сглотнул. Буквально пожирая девушку затуманенным взглядом, решительно прижал ладонь Ирины к своей гладковыбритой щеке. И в тот же миг скривился, тяжело дыша и покрываясь огромными мурашами.
Она видела их на участках кожи, не скрытых одеждой.
На шее. На предплечье. В вырезе футболки.
Странное зрелище. Интимное. Завораживающее. Пьянящее.
Видимо потому собственная реакция у нее и была крайне заторможена.
Синицына чувствовала лишь жжение.
Нестерпимое жжение в местах соприкосновения их тел.
Да… наконец-то, ей стало жарко. До невозможности жарко.
Лоб покрылся испариной, а низ живота отозвался странным болезненным спазмом. И где-то на задворках сознания начала просыпаться тревога.
Как нельзя кстати, на директорском столе громко и требовательно затрезвонил стационарный телефон. От неожиданности вздрогнули оба, возвращаясь к реальности. Слава, сильно хмурясь, медленно разжал свои пальцы.
Пользуясь его секундным замешательством, Синицына резко вырвалась из захвата и стремительно соскочила с колен Вячеслава.
Так торопливо, будто сам дьявол за ней гнался.
Щеки болезненно полыхали, точно к ним приложили раскаленный утюг.
Отступая к двери, она зашипела, уподобляясь гремучей кобре:
— Не знаю, что ты задумал напоследок, но… лучше не приближайся ко мне!
— Или что? — Красницкий тоже поднялся с дивана, в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние и теперь с вызовом взирал на девушку с высоты своего роста. — Так что ты мне сделаешь, моя маленькая истеричка?
Кровь закипела в венах, отравляя разум. Руки машинально сжались в кулаки.
— Как ты меня… назвал?
— Проблемы со слухом, Синичка?
— Это у тебя проблемы! С головой!
— Ну так пойдем, — усмехнулся, — вылечишь меня!
— Придурок!
— Верно! А придуркам можно все!
Без предупреждения молодой человек резко притянул Ирину к себе, крепко обнимая. Громко расхохотался, точно ненормальный. И так же резко отпустил.
Всего на миг, но она уткнулась носом в его каменную грудь. Вдохнула в себя его аромат. И застыла, замечая то, чему не придала значение ранее.
— Я не поняла, Красницкий! — выдала возмущенно. — Чем это ты здесь «благоухаешь», как весенний ландыш?