«Давай, сука! Не стой столбом. Где твоя злость? Где негодование? Оправдывайся! Возмущайся! Ори! Опровергай мои слова! Скажи, что я неправ! Скажи, что ошибаюсь на твой счет… ошибаюсь в том, в чем уверен абсолютно! Соври мне! Только не молчи! Не бледней! И не смотри таким испуганным виноватым взглядом! Бл*дь! Не прожигай бездонную дыру в моей груди! Иначе сама утонешь! Захлебнешься! Уж я об этом позабочусь!»
Вопреки его внутренним мольбам и проклятиям, Синичка молчала.
Нервно переминалась с ноги на ногу и дышала. Дышала. Дышала.
Громко. Жадно. Практически всхлипывала. Не плакала, но глаза ее отчего-то сильно покраснели. Видимо, собиралась. В любой момент.
И от подобного зрелища стало дурно. Нервы сдали окончательно.
Не сдерживаясь более, Красницкий гневно зарычал и яростно впечатал кулак в ближайшую стену. Руку обожгло знакомым болезненным пламенем, временно заглушая странную внутреннюю агонию.
«Идиот. Опять костяшки сбил. Заживать не успевают».
Теперь, прислонившись лбом к той же стене, надрывно дышал уже он.
— Как же так получилось? — пробормотал еле слышно. Пересохшая глотка саднила, причиняя жуткий дискомфорт. — Как? Я не понимаю…
За спиной послышались ее неуверенные осторожные шаги.
— Что получилось, Слав? — тихо, взволнованно. — О чем ты?
«Дура! Не подходи! Не сейчас!»
— О том, что мне, оказывается… какого-то хрена… не все равно! — шумно сглотнул. — Совсем не все равно!
— Чт-то?
— Ничего!
«Идиотка недалекая!»
— Послушай, я должна, — затараторила она сбивчиво, — хоть и не обязана, ведь ты по факту не имеешь никакого права лезть в мою личную жизнь, но…
— Имею!
— А?
Красницкий медленно развернулся, буквально сатанея от ее слов.
— Имею! — повторил с нажимом, наградив Синичку взглядом из серии «заткнись и сдохни». — Всегда имел! Всегда буду!
Ирина инстинктивно попятилась, даже не пытаясь скрыть первобытного ужаса, отразившегося на лице.
— С чего ты взял? — проблеяла он дрожащим голоском. — Кем себя…
— Ты — моя игрушка! — демонстративно облизнулся Слава, намеренно пугая пучеглазую своим неадекватным поведением. Плевать! Ему нужно было раскаяние. Ее немедленное раскаяние. — Мой любимый школьный зверек! Моя девочка для забав! Моя, понимаешь? Моя! Не его.
— Да ты… ненормальный! — гордо выпятила подбородок пучеглазая, воинственно упирая кулачки в бока. — Я же не игрушка! Я — человек!
— Все эти годы никто не мог приблизиться к тебе без моего одобрения! — продолжил он, игнорируя ее гневный выпад. — Чего уставилась? Неужели не знала?
«Хм. Очевидно, нет. Точно, недалекая».
— Молчишь? Ладно, молчи дальше! Только знай, Синичка: черта с два Юрок станет исключением из этого правила! Черта с два! И я докажу тебе это прямо сейчас!
Все. Сказал, как выстрелил!
Полегчало?
Едва ли!
Не мешкая более ни секунды, Вячеслав немедленно покинул кабинет директора, с жутким грохотом захлопывая за собою дверь.
Глава 12
Но не тут-то было!
Она не позволила ему далеко уйти. Испытывая некое извращенное удовольствие, Вячеслав вдруг понял, что Синицына, сбросив с себя минутное оцепенение, стремительно ринулась следом за ним. Торопливо минуя приемную. Игнорируя возмущенно-угрожающие возгласы школьного секретаря Зиночки. И уже спустя некоторое время настигла его в пустынном коридоре. Взволнованная. Раскрасневшаяся. Запыхавшаяся от бега.
Ирина инстинктивно схватила парня за локоть, останавливая.
А после решительно преградила ему путь, широко расставляя руки.
Наивная. Красный мог с легкостью оттолкнуть ее.
Сдвинуть в сторону, не прилагая особых усилий.
Или же… прижать к себе. Плотно. Стиснуть до хруста костей.
Да, черт подери! Именно этого он и хотел.
Проклятой. Близости. Рыжего. Пучеглазого. Недоразумения.
Ее осторожных прикосновений к своей коже, порождающих невообразимо мощные электрические разряды. От предвкушения уже чувствовал легкое покалывание в напряженных мышцах, желая этого всем сердцем.
— Славик, ты что задумал? — ее тихий сбивчивый шепот прошиб своей чувственностью насквозь. До мурашек. — Ку-куда собрался?
Она сильно дрожала, что не могло укрыться от его цепкого взора, внимательно скользящего по лицу девушки.
— Тебя колышет? — отозвался сухо. Гораздо грубее, чем планировал. Сорвался. Но его сложно в этом винить. Он с большим трудом контролировал сейчас эмоции. — Колышет?