Отец наблюдал за ним не меньше минуты.
Молча. Внимательно. С легким прищуром.
А потом, очевидно, подтверждая какие-то собственные догадки, кивнул и обратился к секретарю по селекторной связи:
— Ольга Васильевна, будьте добры, накапайте нам в кофе по три капли коньяка!
— Хорошо, Александр Борисович!
Слава удивленно вскинул брови:
— Я за рулем!
— Вызовем водителя! — отмахнулся отец. — Рассказывай!
«И как это сделать? С чего начать?»
С главного, пожалуй.
«Да, с самого главного!»
С того, от чего душа кровоточит…
С того, от чего мутнеет рассудок…
С того, от чего так сильно ноет за ребрами…
— Она, — горло сдавил болезненный спазм, руки непроизвольно сжались в кулаки от первобытной ярости, вновь вспыхнувшей в крови с чудовищной силой, — она с моим другом… спит!
Тишина в ответ. Звенящая.
И понимающий сочувствующий взгляд.
Щелчок селектора:
— Ольга Васильевна, не нужно кофе! Несите сразу коньяк!
Красный рассмеялся бы от комичности ситуации, но внезапно обессилел.
Равнодушным стал. Ко всему.
— Изменяет, значит? — задумчиво протянул отец, даже не уточняя, о ком идет речь. Его старик был очень проницательным человеком. Наверняка уже сообразил, что прошлый их разговор о «ком-то» безликом и последнее заявление Вячеслава напрямую связаны между собой.
— Нет! — горький смешок. — Это не измена. Она же встречается с ним.
— И с тобой тоже… встречается?
— Нет! Мы никогда… ни разу. Меня презирает!
— Есть за что?
Тяжелый вздох.
— Есть!
Пауза. Длинная. Неловкая.
И вопрос из категории «удар ниже пояса»:
— Любишь?
Красницкий аж спину выпрямил, как по команде «смирно».
Дыхание перехватило. Вся кровь внезапно устремилась в пах.
Как и во время их тесного контакта с Синичкой в кабинете Мосолова.
«Соберись!»
— Кого?
— Ее! — невозмутимо. — Девушку друга, полагаю?
— Нет! Нет, конечно! Ты с ума сошел? Нет!
— В таком случае я не совсем понимаю, чего ты хочешь?
Не выдержав, Вячеслав вскочил на ноги и принялся мерить помещение торопливыми шагами, рыча под нос озлобленно:
— Я сам не понимаю! Но меня очень пугает, что друга убить хочу!
— За что?
— За то, что посмел прикоснуться к ней! Хочу вырвать его руки под самый корень! А ее — придушить к чертовой матери! Или…
— Или?
— Или отыметь суку, как следует, чтобы знала!
— Чтобы знала что?
— Кому принадлежит! — выпалил в сердцах, набычившись.
Александр Борисович понимающе хмыкнул:
— И кому же она принадлежит, сынок?
— МНЕ!
— Ясно, — хитрый прищур, — точно не любишь-то?
— Точно!
— Присядь тогда! Чего мечешься?
Пытаясь выровнять сбившееся дыхание, Красный вернулся на свое прежнее место. Отец подался вперед, проникновенно вглядываясь в его лицо.
— Что, Слав? Хреново тебе? Кровь-то, смотрю, бурлит? Покоя не дает? Да?
Молодой человек сник:
— Да…
— А будет еще хуже, если не прекратишь обманывать самого себя!
— С чего ты взял, что я…
— Только слепой поверит в твою легенду про тотальное безразличие к ней!
На несколько секунд им пришлось прерваться, так как их уединение нарушило появление Ольги Васильевны. Женщина оставила на столе поднос, на котором красовались бутылка коньяка да пара прозрачных бокалов, и бесшумно удалилась.
— Что мне делать? — на этот раз первым нарушил молчание Вячеслав.
— Положа руку на сердце, вариантов у тебя не так уж и много! Вернее, их всего два. Либо борешься за девушку и теряешь друга. Либо забываешь о своем влечении, опять же, ради друга! Так что же ты выберешь, сынок?
Часть II — Падение
Глава 14
Сложно было утверждать наверняка, но, кажется, время близилось к обеду. Солнце жарило, как сумасшедшее, нещадно нагревая замкнутое пространство и стремительно лишая его спасительного кислорода.
В палатке стало безумно душно. Так душно, что пот тонкими струйками стекал со лба прямо на руку, которую Ирина использовала вместо подушки. Впрочем, в подобном положении вещей не было ничего удивительного. Ведь палатка рассчитана всего на четыре спальных места. И никак не на шестерых не особо трезвых одноклассниц, создающих и без того шаткому устройству приличные перегрузки. Лене повезло больше. Подруга спала у стенки и «соседствовала» только с Ирой, потому мирно посапывала в свое удовольствие. А вот последняя терпела неудобства, так как оказалась зажата уже между двумя горячими телами. Девушка чувствовала себя, словно в парной!