Ведь я поэт – и я бессмертен.
Не нужен белый стих мне,
Не нужно ваше одобрение.
Я ненавижу жить во мгле,
Я доживу, используя воображение.
Но вы земные твари, все вспомните обо мне,
Когда вам будет так противно и ужасно,
А жить вы будете в таком дерьме,
Что жить с собакой рядом дохлою, для вас – прекрасно.
Но все эти слова лишь пустота,
Ведь нас, товарищи, уже не ценят.
Я за свою поганую жизнь настолько устал,
Что мог бы сам, один, сыграть трагедию на сцене.
Не любят нас уже,
Не видят смысла в творчестве творения.
Куда могла скатиться хуже
Жизнь с таким тупым мировоззрением?
И сил уж больше нет,
И кончилось терпение,
На смерть никто не ставил ведь запрет?
Нет, для всех всё это лишь души успокоение…
Самоубийство, суицид -
Не верьте во всё это!
Я не был в этой жизни сам убит -
Меня убила жизнь поэта…
Скука
Вечер. Книга. Одеяло. Настроение
В никуда. Он сидит, ничто не видя,
И пред ним лишь суета, затруднение
В смысле жизни… Его выбор очевиден -
Новый лист уж взять нельзя,
Взять нельзя её за руку -
Пальцы тонкие скользят,
Смерти жадной много звуков..
Убежать уже нельзя..
Уж нельзя заснуть спокойно,
Глаз нельзя сомкнуть совсем -
Ведь пред нами такой стройный,
Словно стебли хризантем,
Женский силуэт, божественный и вольный..
Один он… И множество проблем.
И лишь с ней, такой неприхотливой,
Так забыл бы это всё…
Но, увы, уж так несправедлива
Эта жизнь… Сам Бог меня рассек,
Пополам, как пень загнивший,
Как ненужный сундучок,
Красотой и блеском так манивший,
Но… Таков ему урок.
Он сидит, обняв подушку,
Делать нечего ему…
Он застрял в такой ловушке,
Заплетенный в сотни мук,
Потерял он все всего лишь за секунды,
Не вернуть ему того,
Ему скажут: «Просто плюньте!»
Но тот уж не ответит ничего.
И слов уж больше нет,
И мыслей тоже…
Прошли, как будто, сотни лет,
И крик души так невозможен,
Что хочется забыть все о себе…
Забыть о прошлом, настоящем,
Прибегнуть к временной стрельбе…
В конце концов войти в тоннель, в конце светящий
И манящий молением с небес…
И он, в объятьях жадной смерти,
Уже готовый ко всему,
Решился на дуэль – таков уж будет на десерте
Он для неё… И не привязан ничему…
Но время кончалась, пора идти
На то, чего так долго ждал.
И так опаздывает – около шести
Там нужно быть. Он побежал…
А в голове она – и больше ничего,
И нежные её прикосновения,
Которые лишь для него одного,
Но не умеет проводить обряд воскрешения…
А в голове всплыл танец с ней -
С такою грациозною и милою;
Её движения всей музыки повеселей,
А в паре с ней – так сильно закрутило…
Но вот пришёл он, извинился,
На место встал, достал свой пистолет…
Стрельнул по дереву – своей судьбе он подчинился,
Прострелен оппонентом был его скелет…
И он упал, и пред глазами вновь она,
Уже отчетливей, реальней;
Всё также сильно влюблена,
Как в жизни прежней, как в «оригинале»…
Сбылась мечта безудержной любви -
Одной из масок подлой смерти.
Ты парень, век ещё живи,
Но все, увы, мы, не бессмертны.
И жить, по сути, смысла нет -
Всё ведь умрут когда-то…
Но жить без смысла – нам запрет,
Для нас есть скука, прямиком из ада…
Страдания
Терзают меня муки странные
О том, что в жизни чуждо все
Мне, что все мечты мои- обманные,
А жизнь моя – вообще ничто…
Что вдох, что выдох – неизменно
Я ненавижу этот мир,
На всех людей смотрю презренно
И для меня они лишь "оскорбленный тир".
Но ни любовь, ни ненависть меня
Не вдохновляют – в страданиях голова моя,
Лишь мысли горести проклятой семеня,
Я будто касаюсь блестящего острия
Смертной косы, ходящей за мной по пятам,
Девушки в чёрном и без лица,
Не верит она ни горю, ни слезАм,
Ни глупым словам лжеца…
Но я сижу… Иль не сижу -
В раздумьях все теряются мгновенно,
Я в них, всё снова, обхожу
Решения верные, жалея так же откровенно,
Как откровенно я люблю творить
Искусство, счастье, радость....
Но нужно ли при этом говорить,
Что для всех людей всего лишь гадость
Это, да и я для них такой же
Отвратительный и мерзкий…
Но незачем судить меня уже -
Я сам собой был осуждён уж слишком дерзко.
И вот страдания взяли вверх
Над разумом моим поганым,