«Атомы суть не составные частицы вещества, а производящие вещество силы. Не сила есть принадлежность, accidens вещества, как это должен предполагать механический материализм, а, напротив, вещество есть лишь результат сил, или, говоря точнее, общий предел их взаимодействия. Эти силы своим взаимоотношением и своим совокупным действием на познающий субъект образуют всю эмпирическую действительность, весь вещественный реальный мир, который таким образом, является не как простая сумма или совокупность атомов, а как их произведение, согласно чему и сами атомы понимаются не как слагаемые (пассивные элементы), а как активные производители вещественного мира; они суть невещественные динамические единицы, в себе существующие и из себя действующие живые силы или монады» [XIII].
Сосредоточимся на рассмотрении внутренней стороны материального процесса, чтобы определить её природу. Мы сами, как существа обладающие материальною телесностью, знаем из своего непосредственного личного опыта, что действование, выражающееся внешне в форме отталкивания, внутренне переживается как усилие, напряжение отталкивания, предшествуемое стремлением произвести этот акт. Такой же характер имеют и процессы во внешних для нас материальных телах.
Задерживая тяжёлую гирю, скатывающуюся по гладкой наклонной плоскости на землю, мы непосредственно воспринимаем противодействующую нам активность как усилие, и, говоря, что падающая гиря стремится к земле, мы имеем право считать это выражение не метафорою, а точным описанием факта. В своей душевной жизни на всех ступенях её мы находим стремление и усилие как, элементы волевого акта: как душевные явления эти процессы обогащены сложно развитым внутренним содержанием, чувством, нередко знанием; на низших ступенях природы действование отталкивания и притяжения может иметь только то обедненное содержание, которое мы находим в приведенном выше опыте задерживания гири; психическим нельзя назвать его вследствие его неразвитости, но так как оно однородно со стремлениями и усилиями, входящими в состав типично душевной жизни, то назовем его психоидным. В психоидном стремлении есть та структура, которая придает ему характер определенности, без неё оно не было бы действенным, т. е. не было бы стремлением: в самом деле, несмотря на свою бессознательность, оно возможно не иначе как стремление к чему-нибудь определенному, напр. как стремление отталкивания, направленное на объект, в такую-то сторону в пространстве, в таком-то расстоянии и т. п. Эти содержания, придающие действованию определенность, должны «иметься в виду» в подлиннике, иначе стремление не достигло бы своей цели.
Таким образом, психоидное стремление, подобно многим психическим актам, имеет интенциональный характер: оно есть процесс, направленный на объект и не имеющий смысла без своего объекта, вроде того как в познавательной деятельности внимание есть духовное напряжение направленное на объект.
Если бы, кроме направленности стремления на объект, здесь была ещё деятельность сопоставления его с другими объектами, сравнивания припоминания и т. п., то объект стал бы не только объектом стремления, но и объектом представления, понятия, даже суждения; тогда перед нами было бы опознанное стремление к определенной цели, опознавши волевой акт, напр. отталкивание предмета, внушающего нам отвращение. Всей этой сложности нет в психоидном действовании, однако главный элемент воли, стремление, является исходным пунктом его, и потому оно всё же есть аналог воли. Таким образом, материальный процесс если взять обе его стороны, внутреннюю и внешнюю, никогда не бывает только механическим: это всегда психоидно-механический или психомеханический процесс.
Теперь нужно перейти к наиболее трудным и основным вопросам учения о материи. Вследствие наклонности нашего ума все представлять себе в чувственной наглядной форме, трудно удержаться при первом ознакомлении с динамистическою теориею от искажения её, ведущего к недоразумениям, неясностям и противоречиям. Особенно ввиду того что силы (вернее, субстанциальные деятели) динамистической теории соответствуют атомам гилокинетической теории, является соблазн думать, будто центр обнаружения силы есть точка, в которой «сидит» сама субстанция или сила. Тогда субстанции уподобляются бесконечно малым пылинкам, разбросанным в пространстве, или паучкам [XIV], сидящим в центре своей паутины, распространяющейся во все стороны по радиусам, и динамистическая теория сразу утрачивает все свои достоинства: вместо того чтобы решать загадки материального бытия, она тогда только увеличивает количество их. В самом деле, поместив силы или субстанции в определенные места в пространстве, приходится считать пространственную форму предваряющим условием для деятельности субстанции, для производимых ими отталкиваний и притяжений, составляющих содержание материального процесса. Ставя, таким образом форму раньше содержания, мы разъединяем форму и содержание, вследствие чего действие одной субстанции на другую приходится теперь представлять как действие на расстоянии; все трудности этого понятия встают перед нами с непреодолимою силою: непонятно, как субстанции пылинки определяют расстояние между собою, как они одновременно соразмеряют свои отталкивания и притяжения с изменением этих расстояний и т. п. Коротко говоря, нельзя представить себе возможности столь тесного отношения, как взаимодействие, между деятелями, которые были бы разбросаны в пространстве.