Иными словами, динамизм устраняет спор между двумя учениями заменяя его третьим учением. В этом немалое преимущество динамизма, так как история мысли показывает, что и учение о близкодействии (путем прикосновения), и учение о дальнодействии (actio in distans) одинаково приводят к неразрешимым трудностям [XVI].
Сторонники гилокинетизма говорят: «Тело не может действовать там, где его нет». В противовес этому положению Целльнер высказал парадоксальную мысль: «Где тело действует, там оно и находится»; поэтому, если установлено, что приливы вызываются действием луны это значит, что луна находится также и в волне прилива. Динамистическая теория материи освобождает от узости гилокинетизма и от парадоксальности тезиса Целльнера, выражая вместе с тем в понятной форме истину, отстаиваемую Целльнером. Эд. Гартман говорит: «В каждом месте и моменте времени имеется проявление того (силы) что не находится ни в каком месте и ни в каком времени». Однако данамист может сказать также: «Где сила действует, там она и есть» (не сама, конечно, а в своих обнаружениях). Даже и гилокинетист рассматривая столкновение двух твердых тел, должен признать, что они влияют друг на друга всею своею массою, между тем масса их принадлежит всему занимаемому ими объёму, а не сосредоточена в поверхности соприкосновения тел.
Динамистическое учение о материи упрекают иногда в том, что оно исходит из большего числа основных предположений, чем гилокинетическое. В ответ на это следует заметить, прежде всего, что количество основных начал в каждой теории должно оправдываться существом проблемы, а не стремлением к экономии во что бы то ни стало.
Обыкновенно эта экономия оказывается мнимою, если теория пытается обойтись без какого-либо основного элемента, который в действительности не производен и ничем не заменим. Так, гилокинетическая теория кажется исходящею из небольшого числа понятий только потому, что она слишком рано останавливается в своём анализе и пользуется некоторыми весьма общими основными понятиями безотчетно в составе употребляемых ею более частных понятий. В самом деле, ядром понятия атома служит понятие субстанции; в понятии движущейся массы кроется понятие силы. Сцепление некоторые сторонники гилокинетизма прошлых веков пытались понимать как сплетение атомов неправильной формы с выступами, крючками и т. п. Это не что иное, как попытка обойтись без понятия силы притяжения путём ссылки на факт, который в действительности требует для своего обоснования или силы притяжения, или какого-либо другого основного понятия, не выработанного гилокинетизмом: в самом деле, в этой теории остаётся непонятным каким образом крючки, выступы и т. п. не отрываются от основной массы атома; мало того, здесь непонятно вообще, почему множество внеположных частей протяженного атома неотделимы друг от друга.
Для динамизма этот вопрос решается просто; субстанциальный деятель неделим, как непротяженное единое начало, а протяженная объёмность его не может быть разделена, так как она есть продукт обнаружения его сил, которых нельзя обособить друг от друга подобно тому, как нельзя обособить в каком-либо человеческом я его чувство и волю [XVII]. Защищаемая мною разновидность динамизма, таким образом, вовсе не порывает с атомистикою: она представляет собою динамистический атомизм (атом, конечно, может быть заменен электроном, от этого сущность учения не меняется).
Изложенное динамистическое учение о материи имеет отчётливо выраженный органический, и притом идеал-реалистический, характер.
Материальный процесс здесь рассматривается как система, в которой каждый элемент существует не иначе как на основе целого. Последние элементы материи, будь то атом или податом, электрон или субэлектрон, суть не абсолютно самостоятельные начала: они относительно самостоятельные стороны целого. В самом деле, как субстанциальные деятели, они имеют в себе сторону единосущия, без которой невозможны были бы их деятельности, совместно создающие единую систему природы. Далее, непроницаемые объёмы атомов (вообще последних элементов материи), будучи результатом процесса отталкивания, обусловлены системою взаимодействий субстанциального деятеля с другими субстанциальными деятелями. Если бы все субстанциальные деятели кроме одного, чудесным образом исчезли, то единственный оставшийся субстанциальный деятель утратил бы свою телесность, свою материальную объёмность, так как не способен был бы проявить в действии свою силу отталкивания, не встречая ниоткуда противодействия. Оставшаяся частица сохранилась бы только как носитель силы, т. е. как нечто такое, что способно при соответствующих условиях проявить отталкивание, но само не есть действительное наполнение пространства.