Мартин беспомощно оглянулся на Роберта. Его вдруг охватила паника. Никогда еще Мартин не бывал так наг перед людьми. Но Роберт лишь улыбался ему дурацкой улыбкой и, казалось, не узнавал приятеля. Мартин понял, что сейчас сойдет с ума, но тут все кончилось. Бабба отвел глаза и энергия присутствующих сконцентрировалась на новом объекте. Мартин с облегчением вздохнул, но через секунду его вдруг охватило чувство обиды. Ибо вместе с паникой он секунду назад ощутил невероятный подъем, некое озарение.
Мартин слегка подался вперед, как бы пытаясь возвратить внимание Баббы к себе. За те полчаса, что Мартин присутствовал здесь, гуру не произнес ни слова, но магический взгляд его глаз так подействовал на него, что он уже не ощущал себя лишним. Если бы прежний Мартин взглянул сейчас на Мартина нынешнего, он не поверил бы своим глазам — ибо во взгляде Мартина нынешнего уже читалась та слепая одержимость, которая присуща всем последователям харизматических личностей. Щеки его порозовели, на губах блуждала глуповатая улыбка, в уголках глаз собрались слезы.
И вдруг Бабба снова, безо всякого предупреждения, повернул голову, шаря взглядом по толпе, словно прожектор по тюремному двору. Миновал Мартина, у которого вдруг екнуло сердце, и остановился на Роберте. Тот несколько секунд сидел неподвижно, нисколько не смущаясь взгляда Баббы, а затем улыбнулся учителю.
— Это твой друг? — спросил Бабба. Голос его был дребезжащий, какой-то гнусавый, что, впрочем, свойственно мудрецам с востока, ибо их родной язык предполагает наличие таких модуляций.
— Да, — кивнул Роберт.
Бабба слегка повернул голову и посмотрел на Мартина. Тот опять напрягся. На сей раз гуру не улыбался, а смотрел тяжелым, давящим взглядом.
— Зачем ты пришел? — спросил Бабба.
Мартин почувствовал себя оскорбленным. Он пришел сюда просто за компанию, а его вдруг превращают в подопытного кролика, заставляя отвечать перед громадной аудиторией на грубо и прямо заданный вопрос. Но тут его осенило: наверное, Бабба еще не освоился с американскими традициями и манерами, и действует сообразно восточному этикету. Мартин постарался сформулировать некий обтекаемый ответ, но в голове была полная каша.
— Меня Роберт попросил, — сдавленным голосом произнес, наконец, Мартин.
Бабба нахмурился и раз двенадцать помотал головой, не спуская тем не менее, с него глаз.
Роберт наклонился к Мартину и зашептал:
— Он хочет знать, какие у тебя проблемы?
— У меня нет проблем, — также шепотом ответил Мартин.
— Что он сказал? — загремел вдруг Бабба.
— Он говорит, что у него нет проблем, — громко ответил Роберт.
— Послушай, какое ты имеешь право… — начал было Мартин, поворачиваясь к Роберту, но слова его потонули во всеобщем хохоте. Бабба раскачивался из стороны в сторону, скрестив руки на груди и обхватив ими ребра, изображая смех.
«Этот старый пердун, наверное, воображает себя остроумным», — зло подумал про себя Мартин, раздосадованный тем, что стал объектом насмешек. Вместе с тем он понимал, что сморозил глупость. Любой человек, который ответит так же, как ответил Мартин, окажется лжецом.
Хохот между тем затих, Бабба прекратил кривляться, замер в привычной позе и спокойно уставился в глаза Мартину.
«Что ему от меня надо?» — подумал Мартин, сконфуженный всеобщим вниманием.
И вдруг с глазами Баббы произошла очередная трансформация, объяснить которую не смогли бы ни физиологи, ни психологи. Как бы там ни было, Мартин заглянув в эти бездонные глаза, вдруг увидел своего отца. А потом маму. Увидел себя в детстве — катающимся на трехколесном велосипеде, бабушку, лежащую в гробу. Впрочем, слово «видеть» было совсем не точным. Мартин вдруг выпал из пространства и времени — осталась только сияющая подрагивающая пустота. Вот-вот должно было явиться нечто запредельное, но в эту секунду сияние внезапно исчезло, и Мартин опять оказался в квартире на Чамберс-стрит, сидящим на полу перед платформой, с которой на него взирал Бабба. Вопрос Баббы теперь настойчиво застучал в его мозгу. Действительно, зачем Мартин пришел сюда? Мартин понял, что Бабба спрашивал его не о том, почему он явился на собрание, а о том, зачем он появился на свет. И спрашивал гуру не только Мартина, но и всех присутствующих.
Все люди окружавшие Мартина, все предметы вдруг куда-то исчезли, и в следующее мгновение случилась странная вещь. Мартин вдруг ощутил себя сидящим на платформе. Но только был он уже не Мартином, а Баббой. Они с гуру словно обменялись индивидуальностями, и Мартин увидел, что они совершенно тождественны. И тогда Мартин засмеялся, только смеялся не он, а Бабба. А сам Мартин зарделся от смущения.