Выбрать главу

Но завистников Фидия и врагов Перикла это не остановило. Скульптор был обвинен в том, что на барельефе на щите Афины, изображавшем мифический бой афинян с амазонками, он вывел среди сражавшихся своего покровителя Перикла и самого себя в виде лысого старика, поднявшего над головой камень. А это уже было серьезнее, это было обвинение в святотатстве. Фидий не смог оправдаться и был заключен в тюрьму, где вскоре умер от болезни. Но поговаривали, что он был отравлен врагами Перикла.

Следом за этим последовал оглушительный процесс против философа Анаксагора, любимого учителя Перикла. Его обвиняли в безбожии, в дерзостных нападках на религию, что для большинства греков было немыслимым. В случае осуждения семидесятилетний философ мог быть приговорен к смерти. Аспазия и Перикл, обеспокоенные его судьбой, но бессильные против законов независимого правосудия, даже советовали ему покинуть Афины.

- Учитель, ты знаешь, что моего влияния может не хватить для твоей защиты. Уезжай, покинь Афины. Мои враги погубили Фидия. Они торжествуют. Видимо, они хотят умыться и твоей кровью.

Перикл, по словам свидетеля этой сцены, взволнованно расхаживал по зале. Аспазии было больно видеть, что ее всегда хладнокровный, уверенный в себе супруг почти сломлен от невозможности оказать помощь тому, кого любил, как отца. Она обратилась к Анаксагору:

- Люди так несправедливы! Они не способны простить ни ум, ни благородство тому, кто умнее и благороднее их. Учитель, ты всегда говорил, что родился для того, чтобы изучать луну, солнце и небо, а этим можно заниматься везде.

- В твоих словах, о прекраснейшая и умнейшая из жен, - великий смысл. Я уеду, а природа и так уже вынесла свой приговор, как мне, так и моим судьям, - сказал Анаксагор и грустно добавил: - Как тяжко мне будет без моих любимых афинян.

- Совсем напротив, всем им будет тяжко без тебя! - заявила Аспазия.

- Дорога в мир теней отовсюду одинакова... - заключил Анаксагор.

Периклу тем не менее удалось спасти Анаксагора. Он явился в суд, где уже был подготовлен смертный приговор. Одетый в расшитый золотом гиматий, уже немолодой Перикл, бессменный руководитель полиса, несмотря на все нападки противников, сохранял огромный авторитет. И это было даже в его внешнем виде.

- Достойнейшего из людей хотите вы осудить! Тридцать лет он учил вас добру и справедливости. Не верьте клевете неразумных завистников. Я его ученик! И разделяю все его убеждения. Следовательно, вы так же можете осудить и меня.

Судьи, убежденные Периклом, вынесли Анаксагору оправдательный приговор.

* * *

Вскоре дошло и до главного удара по стратегу, самого болезненного. Комедиограф Гермипп, один из самых неутомимых врагов Перикла, подал в суд на саму Аспазию.

"Аспазия, дочь Аксиоха, виновна в безбожии и сводничестве. Она принимала участие в философских беседах Анаксагора и разделяла его взгляды. Она занимается колдовством. Свободнорожденные замужние женщины приходили и приходят к ней в дом для любовных встреч с Периклом и чужими мужьями". Вторая часть этого обвинения, согласно правосудию тех времен, также была очень опасна для обвиняемого.

Перикл сам выступил на суде в защиту Аспазии, так как ни одна женщина не могла представлять свои интересы в общественном месте. К тому же возведенное на нее обвинение касалось и его.

Накануне Перикл провел бессонную ночь. Фимиам, возжженный, чтобы успокоить нервы, теперь причинял головную боль. Он приказал убрать благовония и отправился на половину своей жены.

Перикл знал, что Аспазия не спит и также с волнением ожидает завтрашнего дня.

- О, повелитель мой и господин! Что ждет меня? - со слезами на глазах произнесла Аспазия.

- Я выступлю завтра в суде, и никто более никогда не посмеет опорочить тебя и заставить любимейшую мной женщину, мать моих детей чувствовать себя хоть в чем-нибудь виноватой.

- В чем обвиняют меня? В том ли, что самые благородные мужья этого города отдают дань почтения его правителю и приходят в наш дом, что их благородные жены теперь чаще их видят, приходя вместе с ними? Что бедный Анаксагор, который теперь вынужден на старости лет разлучиться со всеми, кто ему дорог, прислушивался к моему мнению? Нет, они не могут простить нам нашу любовь!

Перикл обнял свою жену и сказал:

- Они утверждают, что ты опоила меня приворотным зельем. И я соглашусь с ними - ибо я счастлив. Пусть говорят, что ты моя слабость, но и здесь я не оспорю их, ибо без тебя сил моих недостало бы ни на что. Но одно лишь они упустили - без тебя я не творил бы им столько добра, не жили б они в такой сильной стране, в городе, слава которого на устах у всей Эллады. Они гордятся мной, так пусть почитают и тебя.

Периклу удалось добиться оправдания Аспазии, причем речь его, по свидетельству современников, сопровождалась даже слезами, что совершенно потрясло судей, привыкших к его непоколебимой сдержанности и удивительному самообладанию. Никто и никогда раньше не видел Перикла плачущим. Олимпиец всегда держал себя в руках. Слезы на глазах у мужчины в те времена не считались признаком слабости, они были скорее признаком искренности, вдохновения, доверия. Только такое проявление чувств не было свойственно Периклу. Все дело было в том, что он защищал самое дорогое для себя. И он сказал свою лучшую речь в жизни.

В ней он последовательно и решительно разбил в пух и прах все обвинения Аспазии в безбожии, в святотатстве (нескольких своих дочерей назвала именем муз), и главное - в сводничестве. Последнее было совершенно бездоказательным и в итоге оказалось самым слабым местом в обвинении, так как бросало тень на всех женщин, посещавших ее дом, а также на их влиятельных мужей.

Обвинения с Аспазии были сняты.

Вот что писал о Перикле великий историк и современник Фукидид:

"Перикл был первый из афинян своего времени, сильный словом и делом. Стоя во главе государства в мирное время, он правил умеренно и охранял общественную и государственную безопасность. Афины достигли при нем наивысшего могущества... Не столько масса руководила им, сколько он массой, потому что приобрел власть, не прибегая к недостойным средствам, и не имел, вследствие этого, нужды льстить толпе, но, пользуясь уважением, мог и резко противоречить ей... По имени это была демократия, на деле же господство лучшего мужа".