– Да не надо на книжку складывать, дед… – вяло возразил Платон. – Лучше в дело какое употреби.
– Да какое у меня, у старика, дело! Скажешь тоже!
– Ну, я не знаю… – задумчиво протянул Платон, подняв глаза. – Крышу на доме новую сделай, к примеру.
– Так эта еще не прохудилась, на мой век хватит.
Антон ухмыльнулся и, подмигнув Платону, проговорил вкрадчиво, через улыбку:
– А я бы на твоем месте, дед, благотворительный фонд открыл… Фонд имени трех братьев – Антона, Платона и Леона… И матери их Татьяны из славного города Хьюстона, что в штате Техас… А что? Здорово же! Будешь помогать местным кассиршам на почте, а также другим обделенным судьбой женщинам, разведенкам и многодетным… Глядишь, они тебя и полюбят, и зверьми в твою сторону смотреть не будут, а совсем даже наоборот! И все население Камышей к тебе потянется, и по телику местному покажут…
– Антоха, сейчас по уху получишь! Понял? – даже не улыбнувшись, тихо ответил дед.
– Да за что? – в показном ужасе распахнул глаза Антон.
– За что? – переспросил дед и, подумав, махнул рукой: – Сам знаешь, за что… Яду ты в себе много накопил, Антоха, вот что я тебе скажу… Вроде и складно говоришь, а такое чувство, будто ядом плюешься. И суетишься все время, нервничаешь ни к месту… Вот ей-богу, так руки и чешутся – врезать тебе по уху!
– Да, дед… Если бы сейчас Антохины подчиненные тебя слышали… – тихо рассмеялся Лео, с грустью глядя на деда. – Много бы дали, наверное, чтобы увидеть, как зверю-начальничку родной дед мозги вправляет…
– И ты, Леонка, сейчас по уху получишь! – развернулся к нему дед.
– А мне-то за что? – удивленно отстранился Леон.
– А за злорадство! Ей-богу, совсем вы какие-то стали… Как неродные. Вроде и через шутку разговариваете, а все шутки со злобной гнильцой. Раньше такими не были…
Братья переглянулись, замолчали неловко. Дед и сам понял, что перегнул палку, спросил уже более миролюбиво:
– И все-таки… Как там мать-то? Расскажите толком.
– Да все у нее хорошо, дед, – медленно проговорил Платон. – Живет себе и живет, жизнью наслаждается. Недавно третью пластику себе сделала, выглядит для своих шестидесяти вполне себе презентабельно. Звонит нам часто. В гости зовет, про тебя спрашивает. Может, рванешь к дочери в гости через океан? Она рада будет. И с зятем познакомишься, наконец. Если не понравится – по уху ему дашь.
Дед Иван поднял на Платона глаза, и тот отгородился шутливо, подавшись назад корпусом и выставив перед лицом ладони. Антон и Лео тихо засмеялись, ожидая реакции деда, но он даже бровью не повел, помолчал немного и проговорил грустно:
– Не, стар я для таких путешествий… Лучше бы сама приехала… А то даже не пишет… Трудно ей, что ли, сесть да письмо написать?
– Так она, наверное, разучилась писать письма. Да все давно разучились, не она одна…
– Ну и зря! Я вашей бабке по молодости много писем написал, она их до самой смерти хранила. В письме ж многое можно рассказать, и тоску свою описать можно, и чувства всякие. Это ж не по телефону дежурные слова тарабанить, потому что надо торопиться все время! А бумага – она что… Бумага времени не забирает, пиши да пиши сколько надобно.
– Слушай, дед! Мне гениальная мысль в голову пришла! – вдруг перебил его Платон, хлопнув ладонями по столешнице. – А может, тебе компьютер купить, а? Вот она и будет тебе в электронку писать…
Дед хмыкнул, помотал головой, потом проговорил с тихой грустью:
– Чудные вы нынче, ей-богу! Чтобы обыкновенное письмо написать да по почте отправить – уже и толку нету. Компьютер для этого дела подавай…
– Да ты не обижайся, дед, – тихо протянул Платон, – если бы связь нормальная была, она бы каждый день тебе звонила.
– Да уж, со связью у нас проблема, – подтвердил дед. – Это надо признать, никуда не денешься.
– Ну… Я думаю, скоро все изменится, вот увидишь. И связь будет, как везде.
– Да когда еще… Не доживу я.
– Доживешь, куда денешься.
Разговор иссяк. Платон налил себе пива, со вкусом сделал несколько глотков, и дед, глядя на него, дернул кадыком на прокопченной солнцем жилистой шее, скомандовал весело:
– А ну, Антоха, налей мне тоже пивка… Хоть и нельзя мне, боюсь, давление поднимется, но разманили вы меня, страсть как пивка хлебнуть захотелось.
Антон с готовностью налил деду пива, подвинул по столу кружку, и все стали смотреть с улыбкой, как он медленно пьет, как слегка подрагивают его сухие, но крепкие пальцы, сжимающие ручку кружки.