– Лили права. – Селена обратилась к Джиму. – Такова её природа. И жизни без этой природы невозможна… Никто не тронет ее. Плюс – память вернулась к ней и она больше не опасна, а вот вы!
Джим побледнел. Он осознал, что переборщил с драмой.
– Но мы не вмешиваемся в жизни людей – быстро проговорила она. – А то я бы непременно что-то в вас подкрутила – губы её прижались к ровному загорелому лбу. Глаза Дядя Джима сначала широко распахнулись, но потом беспомощно закрылись. Тело окончательно расслабилось. После минутного кипения, лишние нейронные связи исчезли и появились другие.
Создавать память – искусство, которым обладала только Селена. Временами ей хотелось перестать быть хранилищем чужих историй. Не помнить каждую мелочь своих жизней, ей всегда было интересно знать, какого это? Но такова её роль. Она существовала в ней прошлую и готова была существовать будущую вечность.
31 глава
Задний двор серого заводика, принадлежащего дяде Джиму, был зеленым и ухоженным. Лужайку обрамляли красивые клумбы и высокие идеально подстриженные кусты. Периодически угодливо пыхтели влагой оросители.
Когда глава управления безопасностью вместе с Каем вышли из здания, осознав, что их содействие больше не потребуется, первое, что они увидели – женщину. Одета она была с намеком на официальность в ярко алый пиджак и длинную полупрозрачную юбку, из-под которой слишком угодливо для господ торчали крупные ноги. Сухие, пшеничного цвета волосы были неряшливо собраны на макушке. Броский макияж, не подходивший её заплывшему морщинистому лицу, завершал образ вульгарный и неуместный в этих краях. Ходила она словно кошка, пропитанная уличной жизнью. В тонкой дряблой руке был огромный молот, что не подошло бы леди, если бы она не была такой потасканной. Она тащила его за собой, разгуливая вокруг наполовину выпотрошенного фортепьяно. Клавиши и щепки застилали влажный газон, и оставалось только дивиться силе, которая пряталась в этом несовершенном теле.
Женщина еще некоторое время побродила вокруг своей жертвы, делая вид, что не обращает на нее никакого внимания, а потом плюхнулась на траву и начала разглядывать свою работу самым не подобающим образом. Казалось бы, душа несчастного инструмента и так обнажена до предела, но даже этот предел медленно трещит и извивается под действием сверлящих глаз.
Отец Локи, всегда спокойный, сел на небольшой выступ, рядом с ним опустился и Кай, и озадаченно наблюдал за сценой, которая развернулась среди влажной травы.
– Кай. Моя дочь другая? – поглядывая на женщину, спросил он.
– … такая же. Как все мы… не в силах здесь быть. Единственное – у нее достаточно сил, чтобы не быть. – Кай беспардонно изучал телеса женщины, вываливающиеся из-под мелкой сетки колготок.
– Я не понимаю.
Женщина резко встала, кинула молот на припорошенную щепками траву, сняла свой пиджак, обнажив мясистые плечи, и схватилась за огромные плоскогубцы, притаившиеся где-то в зелени. Все последующее действие показалось главе управления безопасностью нереальным, и только женщина с поблескивающими от пота ногами содержала в себе все, чего он никогда не посмел бы желать.
Пока струны взвизгивали от боли под ропот собратьев, тело ее взволнованно колыхалось, поражая честностью, даже интимностью своих действий. Мужчина смотрел на тонкую яростно бьющуюся пшеничную прядь и дивился тому, как медленно стекает капля влаги по обнаженной шее и зависают в воздухе тонкие прутья, чтобы потом рухнуть обесточенными телами на своих, уже покинувших мир музыки, собратьев. Отец Локи растворялся в этом оглушительном шуме и ощущал, как странно трепещет его сердце, обычно натянуто спокойное. Было ли дело в этой странной женщине или повлияло что-то еще, он не мог точно сказать, но почему-то, несмотря на легкий страх, чувствовал себя счастливым.
Кай поймал одну из струн. Когда женщина застряла на особо толстом участке, он подошел к ней и забрал у нее инструмент. «Не стоит» – обратился он толи к боссу, толи к женщине и взялся за упрямые струны.
Картинка окончательно расплылась на радужке всегда серьезных глаз.
– … Босс – Кай резко ущипнул главу управления безопасностью и улыбнулся ему, словно извиняясь за свою вольность. Отец Локи озадаченно потер плечо. Все струны давно бездыханно лежали друг на друге. Женщина, удовлетворенная, раскинулась на траве. В руках у нее возникла большая дорогая сигара. Курение давно кануло в прошлое, всплывая разве что в виде подобных дорогих безделушек. Женщина вопросительно глянула на Кая, но у того не было огня, как впрочем и у главы управления безопасностью.