— Меня зовут Стивен.
— Очень приятно. Александр.
Рукопожатие Стивена было крепким до боли. Кисть широченная, влажная и холодная. Он смотрел на Арсеньева как на родного.
— Саша… Можно я буду вас так называть? Том находился в постели с этой женщиной? Это совершенно точно? — прошептал он, дохнув в лицо аптечным запахом леденцов с лакрицей.
— Да.
— То есть их убили одновременно? — Ловуд откашлялся, голос его звучал сипло, было видно, что говорить ему очень тяжело.
— Ну, в общем, да, — кивнул Саня, — сначала его, потом ее.
— Если я правильно понял, каждому досталось по одному выстрелу?
— Вы поняли правильно, мистер Ловуд.
— Ужасно…
Саня заметил, что по виску дипломата ползет капля пота. Он вообще был весь мокрый, но как будто не замечал этого, не доставал платок, чтобы вытереть лицо.
— Надеюсь, вы понимаете, что подробности убийства не должны просочиться в прессу? — сказал Ловуд и опять закашлялся. — Том был моим другом, я знаком с его женой. Ее зовут Дороти. Нет, я знаю, это зависит не только от вас. Возможно, это вообще от вас не зависит, но больше мне пока побеседовать не с кем. Офицеры ФСБ — люди специфические, их если попросишь о чем-то, они непременно сделают наоборот. Извините, я, может, глупости говорю, но вы должны понять мое состояние. Это ведь шок, настоящий шок, — голос его опять стал нормальным, он говорил быстро, Саня с трудом понимал его. — В посольстве почти пусто, мы пользуемся вашими праздниками как незапланированным уикендом, тем более такая чудесная погода, и вдруг этот ужасный звонок… Я, знаете, в первый момент ушам своим не поверил, никак не мог представить Томаса мертвым. По новостям Би-би-си уже прошла информация, но там никаких подробностей. Скажите, а эта женщина, она действительно была любовницей господина Рязанцева?
"Эй, милый, я не собираюсь играть в эти игры!" — тревожно заметил про себя Арсеньев и произнес с глупой улыбкой:
— Убитая Кравцова Виктория Павловна была руководителем пресс-службы парламентской фракции "Свобода выбора". А чьей она была любовницей, об этом лучше спросить у представителей спецслужб, наших и ваших.
— Красивая женщина, — вздохнул Стивен, — скажите, уже есть какие-нибудь предварительные версии? Это заказное убийство?
— Разбираемся, — сухо ответил Арсеньев.
— А кто конкретно разбирается? Лично вы войдете в группу, которая будет работать по убийству?
— Пока не знаю. Почему вы спрашиваете?
— Я три года в этой стране, — американец заговорил шепотом, так тихо, что Арсеньеву пришлось придвинуться к нему поближе, — если у вас убивают на заказ, то никогда не находят ни убийц, ни заказчиков. Это закон, такой постоянный, что вашим властям следовало бы внести его в конституцию. Поскольку Том Бриттен был моим другом, мне не безразлично, кто и как расследует убийство. Сейчас ведь начнется вранье, замалчивание фактов, ваши захотят представить Томаса шпионом, наши придумают какой-нибудь грязный ответный ход. И все забудут, что убит хороший человек, отец троих детей. Это я вам говорю не как официальное лицо, а лично от себя. Ваша физиономия внушает доверие. Вот моя визитка. Если вы примете участие в расследовании и вам понадобится помощь, я всегда к вашим услугам. — К концу монолога он был весь мокрый, даже глянцевая карточка, которую он протянул Сане, казалась влажной.
— Благодарю вас, мистер Ловуд. — Саня взял визитку, сочувственно улыбнулся.
— Да ну что вы, не стоит благодарности, — американец придвинулся совсем близко и произнес чуть слышно:
— Главное, чтобы вы держали меня в курсе расследования, это очень для меня важно. Это не праздное любопытство, поверьте. Я потерял близкого друга, и если убийц не найдут, я буду чувствовать себя в долгу перед его памятью.
Арсеньев с детства терпеть не мог запах лакрицы. Вообще американец ему не нравился.
— Не все так плохо, мистер Ловуд. То есть, конечно, плохо. Вашего друга не вернешь, но убийц все-таки иногда находят, не только у вас в стране, но и у нас тоже.
Последовало крепкое прощальное рукопожатие, американец зашагал к лифту, Саня проводил его взглядом, украдкой вытер руку о штаны и вдруг, у самого уха, откуда-то из-за спины, услышал интимный шепот:
— Самое интересное, что об этом все знали и ждали скорой развязки.
— Не понял? — Саня нервно оглянулся и увидел красно-белого толстяка Нечаева.
— Все знали о роковом любовном треугольнике, — Феликс опять показал свои рекламные зубы. — Женщина — существо коварное и ненасытное, ей всегда мало, — он состроил комически серьезную гримасу и прижал ладонь к сердцу.
— Что вы этим хотите сказать? — хмуро спросил Арсеньев.
— Я хочу сказать все, что поможет вам в поисках преступника, — торжественно заявил Феликс, опять прижал ладонь к груди и скорчил рожу.
У него было странное лицо, мимические мышцы ни на секунду не расслаблялись, он все время гримасничал, двигал бровями, ртом, даже нос у него шевелился, не только вверх и вниз, но из стороны в сторону. Арсеньеву показалось, что он когда-то уже встречал эту подвижную физиономию. Он слегка напрягся, но ничего существенного не вспомнил, разве что игрушки, которые продавались в его детстве на ВДНХ, мягкие морды из пенистой резины, с дырками для пальцев с изнанки.
— Значит, вы заместитель Виктории Кравцовой? — уточнил Саня, принужденно кашлянув.
— Совершенно верно. И я весь к вашим услугам. Вы, наверное, желаете узнать, имелись ли у Виктории враги? Я вам отвечу: да, имелись. Ее врагом номер один была она сама, — последовала очередная резиновая гримаса.
Рыжие брови опустились так низко, что почти прикрыли глаза, рот вытянулся в трубочку, пухлые щеки втянулись.
— Вика была женщиной-вамп, то есть она хотела быть вамп, но многое мешало. Например, провинциальное детство, бедненькое, скучное. Как верно подметил гениальный Зигмунд Фрейд, человеку трудно преодолеть свое внутриутробное и младенческое подсознание.
В коридор вышли наконец фээсбэшники, Арсеньев вздохнул с облегчением.
— Здравствуйте, господа офицеры! — Феликс вытянулся по стойке смирно, выпятил пузо и прижал руки к толстым бокам. — Нечаев, заместитель убитой, к вашим услугам. Меня, как я понимаю, пригласили для опознания, — он взял с подоконника букет, аккуратно расправил целлофан и понюхал розы.
— А, да, пройдите, пожалуйста, — слегка поморщился майор Птичкин, приглашая заместителя в анатомический зал.
Арсеньев последовал за ними. Феликс медленно, торжественно приблизился к цинковому столу со своим букетом. Несколько минут он смотрел в мертвое лицо Кравцовой. Саня видел, как раздвинулись его губы в странном болезненном оскале, раздулись ноздри, поползли вниз, а потом вверх, рыжие брови.
— Вика, Вика! — произнес он громко, с какой-то вопросительной интонацией, словно окликал ее и надеялся, что она услышит.
Когда ему надо было расписаться на бланке, он выронил свои розы.
— Это вы ей цветочки принесли? — спросил ординатор, поднимая с пола букет.
— Ну не вам же! — хохотнул Феликс. — Вы банку найдите, поставьте в воду, только не забудьте обрубить стебли наискосок и срезы обжечь. А в воду обязательно аспиринчику добавьте, пару таблеток. Найдется у вас аспирин?
Наконец он удалился, и все отправились курить в ординаторскую.
— Ну, как поговорили с дипломатом? — с усмешкой спросил майор Птичкин.
— Ничего поговорили, — пожал плечами Арсеньев.
— И что он тебе предлагал?
— Дружить семьями.
Съемка закончилась только в половине четвертого. Примерно час пришлось пить кофе с королевой и ее свитой. Королева потребовала вместо обычного сахара коричневый, низкокалорийный. Повариха поставила на стол еще одну сахарницу, и Рязанцев шепотом попросил ее принести телефон. Она кивнула и скрылась в кухне. Но тут Кругловой пришло в голову снять, как они пьют кофе.
— Не хватает более непринужденного, теплого разговора о вашей семье, — объяснила она, — и вообще все получилось как-то слишком формально, невкусно.