Когда проснулась Стилвиона, Амнезия поставила на стол котелок с отваренной картошкой и приступила к следующей жертве допроса. Та часть, что Лифиас про нее рассказал, нечисть не интересовала. Она расспрашивала об Азвальде. Стилвиона заметила, что хочет рассказать абсолютно все. Какой вопрос бы не задала хозяйка дома, Стилвиона не могла не ответить.
Когда Лифиас и Стилвиона доели, нечисть оставила их и отошла в другую часть дома.
– Лифиас, что ты думаешь о ней? Какая-то странная... – спросила Стилвиона в полголоса.
– Что? Какой Лифиас? – не понял принц.
– Ты, какой же еще!
– Я Лифиас?
– Ну а кто!
– Не знаю...
– Хватит придуряться!
Но Лифиас не придурялся. Слова подруги заставили его задуматься. Что он о себе знает? В его памяти много прочитанных книг, но когда и где он их прочел – загадка. Кто он такой? Где родился, вырос? Кто его родители? На эти вопросы Лифиас не мог ответить. Он не помнил. А кто такая она? Имени невесты принц тоже вспомнить не мог.
Раздумья прервала Амнезия. Она высунула голову в дверной проем и позвала принца поговорить наедине.
Глава 7
Сутки Азвальд шел на север, но так и не достиг города. Потом ему начинало казаться, что он проходит по одному и тому же району. Тогда Азвальд стал оставлять метки и убедился, что не сошел с места. Окончательно потеряв надежду, он присел на берегу реки, глядя в отражение. Оно изменилось с тех пор, как он видел его в прошлый раз: щеки заросли щетиной, глаза выглядели усталыми.
Злобный рык в желудке заставил подняться. Азвальд бесшумно пошел по лесу, ища неосторожное животное.
Послышался шорох в кустах, и Азвальд выхватил кинжал. Заяц оказался тощим. Мяса хватит максимум на пару дней, но это в лучшем случае. Голодный Азвальд верил, что слопает зайца за один присест.
Позавтракав, Азвальд затушил костер и почесал затылок: он понятия не имел, как хранить все же оставшееся мясо. Вещи остались с Лиррианом, при себе только единственный кинжал. Единственный способ добычи пищи.
Вздохнув, Азвальд вернулся к реке. Он оставил на земле стрелку и пошел по ее направлению, на юг, вдоль реки. К вечеру он вернулся с другой стороны, стрелочка все так же указывала вперед. Гневно прорычав, Азвальд схватился за голову. О том, что жертвы Плутана навсегда становятся жителями лесов, Азвальд знал от отца, но никогда не думал, что это произойдет и с ним.
Он улегся на сырую землю, и, хотя не спал больше суток, заснуть не получалось. Он думал о сестре, которая, наверное, блуждает между тьмой и светом, не может определиться, что хорошо, а что плохо. Она всегда была такой, слишком наивной, зависимой от чужих мнений, особенно от мнений дорогих ей людей. А уж манипулировать ей, зная эту слабость – проще простого.
Азвальд нахмурился, вспомнив о Лирриане. Он ни дня не проживет в лесу, полном нечисти. Может и проживет, но с таким дефицитом знаний – вряд ли.
На рассвете Азвальд продолжил путь, оставляя пометки на земле и стволах деревьев. Шли уже вторые сутки, как он остался один, и Азвальд почувствовал острую потребность услышать собственный голос. Он начал напевать веселую песенку. Сначала тихо и неуверенно, будто боясь, что его услышат, а затем все громче. Настроение приподнялось, но чуть-чуть и ненадолго.
Послышались раскаты грома, хлынул ливень. Азвальд шел на возвышенной равнине без страха. Он промок, тело трясло, но остановиться – значит сдаться. Никто не выходил из леса, когда становился жертвой Плутана, но всегда кто-нибудь становится первым. Азвальд решил пойти туда, куда глаза глядят, не поднимая глаз к небу. Когда дождь успокоился, он оказался на том же месте, где в последний раз видел нечисть. На секунду остановился, прервав песню, но пошел дальше, распевая с большим задором.
***
Лирриан шел по деревушке, хлюпая ботинками по свежим лужам, шел между цветущих сиреневыми цветами кустов, наклоненных под каплями дождевой воды к выложенной камнями дорожке. Дверь, к которой вела дорожка, пахла мокрым деревом. Ее отворила маленькая девочка. Лирриан потребовал взрослых, с любопытством разглядывая внутреннее убранство – коридор с разбросанными игрушками, пыльный коврик у входа, стену, увешанную широкополыми шляпами разных размеров. Родители ребенка вышли и хмуро посмотрели на вора, затем на его пса, грустно повесившего уши.