Мархар отшатнулся и быстро заговорил с эрвинкой. Она выслушала его спокойно, потом покачала головой.
— Мужчины не доплывут, — передал он ее слова. — А она поплывет лишь когда сможет. У них нет счета времени. Успокоится сердце, успокоится дыхание, пройдет усталость, прояснится голова — она нырнет. Если нас снесет, ты снова сможешь найти место?
— Смогу, — заверил его я. Лодка мягко толкнулась в борт Эстоллы.
— Какой позор, — проворчал Мастер, когда меня, захлестнув петлей, втянули наверх будто бочку с грузом. — Если кто-то из здесь присутствующих сболтнет лишнего про немощного мага, я сойду с ума!
— Да мы уже и не такое видели, — насмешливо сообщил Кавалар, намекая, судя по всему, на былые утренние последствия моих попоек.
— Язык отрежу, — пообещал Мастер. Кавалар довольно осклабился.
Шаоша, игнорируя лестницу, легко взобралась по канату и, растолкав моряков, сама подняла меня на ноги. Ее ладони были крепкими и сильными.
— Спущусь в каюту и воспользуюсь твоей бумагой, чтобы объясниться с эрвинкой, — вяло сказал я Мархару.
— Интересный способ, — протянул Мастер, который всегда отличался отменным слухом.
— Рисунки, это все что нужно. Если мы не поймем друг друга, я позову Мархара.
— Так чем тебе не угодил переводчик?
В этот момент телохранитель Шаоши что-то резко спросил, но женщина лишь отрицательно покачала головой, а на меня глянула вроде бы предостерегающе.
— Ладно, — не желая развивать эту тему, согласился Мархар, — бери в ларе все, что тебе надо, если считаешь, что так проще объяснить, где искать потерянное сердце. Ларис, Войе, глаз с моря не сводить!
Приказ был очень двусмысленным, пока эрвины находились на палубе, все моряки приглядывали за ними, боясь, что те могут захватить корабль. А надо было еще смотреть за морской гладью.
— Пойдем, — я потянул женщину за собой, и она помогла мне спуститься в темное нутро корабля по крутому трапу. Эрвинка провела меня в каюту и усадила на койку, после чего отступила к выходу. Ее красная туника прилипла к телу, обозначив тренированные изгибы немного плоского тела.
— Мы с тобой порисуем немного, — сказал я, чтобы скрыть неловкость, и, потянувшись, с кряхтением откинул крышку ларя, чтобы достать бумагу, когда твердый, грудной голос спросил:
— Рисуем?
Я уставился на нее немного глупо, потом решил, что она просто повторила за мной понравившееся слово.
— Чтобы понять друг друга, — на всякий случай пояснил я и получил исчерпывающий ответ:
— А я понимаю.
— Знаешь язык материка? — зачем-то спросил я, все еще не веря. Пододвинул к себе кружку, налил воды и под ее утвердительное «знаю» сделал осторожный глоток.
— Правильно, по чуть-чуть, морская вода злая, разъедает изнутри, — похвалила Шаоша. Я заметил, что слова она произносит без интонации, будто механически. И лицо ее тоже ничего не выражало.
— Почему ты не сказала раньше?
— Это удобно.
Без сомнения. Я внезапно понял, что во всем мы вели себя неосмотрительно. Мархар сказал, что я принадлежу кораблю, но уже спустя несколько часов, проведенных на борту, эрвины смогли бы отделить моряков от пассажиров. Я уверен, это отлично видно со стороны. Мне ничего не приказывали, и я очень мало походил на вещь, а это значит, что аборигены уже давно заподозрили нас в обмане. Тогда мне непонятно, почему она вообще заговорила со мной, зачем помогла, вытащив из воды.
— Шаоша, зачем ты взялась помогать мне? — спросил я, помедлив.
— Это вызов. Это пророчество.
Я не стал ничего уточнять, боясь обидеть женщину, и снова глотнул из кружки, пытаясь смыть солоноватую слизь, выходящую с кашлем.
— Зачем хотел рисовать? — уточнила Шаоша, наблюдая за мной.
— Откуда все же ты знаешь наш язык?
— А ты не понимаешь, — мне показалось, она едва заметно улыбнулась. — Пленники. Они могут говорить, хотя ходить с перебитыми ногами не могут. Учат тех, кто хочет.
— На Лале есть пленники?
— Конечно, — согласилась Шаоша как с чем-то само собой разумеющимся. — Это удобно. Ну, скажи, зачем хотел рисовать?
— Дно, рисунок дна, хочу понять, что ты на самом деле видела. Я знаю, где лежит мертвый водяной змей.
— Ты можешь говорить любыми словами, — казалось, островитянка упрекала меня, но все равно продолжала строить фразы, не придавая им никакой эмоциональной окраски. — Я все пойму. Как ты знаешь, где лежит змей? Очень глубоко, мужчина не достанет.
— Магия, — сказал я смущенно, никак не перестраиваясь с простых коротких фраз на привычную речь. Пожалуй, я пытался говорить так, как она, будто и мне не хватало слов, чтобы изъясняться. — Я вижу сквозь воду.
— Я знала, ты и правда сын коралловой мурены. На твоей коже жгучие отметины глубоководных актиний.
— Не говори о таком вслух, — предостерег я женщину, понимая, что соглашаться или опровергать ее заявление с моей стороны будет глупой ошибкой. Нужно сначала все понять.
— В том тайны нет, — Шаоша покачала головой, и я услышал сожаление в ее голосе. Первый раз она хоть что-то вложила в слова, но я не понимал ее внутреннего напряжения. — Пророчество наше говорит: придет сын коралловой мурены. Много-много лун назад один мудрец смотрел на небо и увидел, как падает звезда. Огненный след указал, куда идти, и он увидел свет, и было это посланием, что осыплются все звезды с неба, смешаются с морем, если эрвины не помогут сыну мурены, на чьем теле будет выжжен знак его родни и небесные узоры. Старейшина не поверил мне, не понял. Я читала по старым камням и видела это. Отец умен, он правит эрвинами, но старость и дурманы ослепили его голову. Я сказал ему: ты сын мурены, на твоем теле знаки, но он уверяет, будто пророчество пришло из ума сумасшедшего. Он забыл указ мудрого предка помогать сыну мурены, но и заставить меня остаться не мог. Отец послал воинов, чтобы условия моряка были выполнены. Скажи, ты убьешь их?
Я поперхнулся от такой прямоты, но это не показалось ей странным: я перхал постоянно. И что я мог ей ответить? Что мы и вправду думаем об этом? Не говорим, но подразумеваем, что когда поиски подойдут к концу, не важно, закончится ли наша авантюра успехом или провалом, нам придется либо пленить их и отвезти на материк силой, либо прикончить и бросить за борт.
— Это — люди Старейшины, — не дождавшись ответа, сообщила эрвинка. — Я им не указ. Я знаю, они здесь, чтобы вернуть лодку на Лалу. Мараре заплатит цену.
— Какова цена? — полюбопытствовал я.
— Корабль для семян, Мараре отвезет Старейшину на Тур и купит ему семя дурман-травы. Но Мараре сказал: ты принадлежишь кораблю, корабль служит тебе, вы должны найти сердце водяной твари, чтобы небо не упало в море.
— Мараре сказал мне другое, — зачем-то заметил я. Шаоша помолчала, потом кивнула:
— Мараре мало сказал, но я поняла его верно. Надо было моряку говорить больше. Больше слов, и Старейшина поймет, но теперь это не важно, ты должен убить воинов отца или они убьют тебя.
— Если мы найдем сердце, то выполним уговор и заплатим цену…
— Шаш! — яростно зашипела эрвинка. — Нельзя! Нужно, чтобы небо не упало в воду. Нужно торопиться. На Лалу не надо везти семена. Дурман-трава отнимает желание ловить рыбу и ткать ткань, забирает все, взамен дает пустые глаза. Я не позволю! Старейшина слеп и глух, его желания тоже исчезли. Ты и твои люди сделают что нужно или я сама!..
— Спокойно, — осадил я воинственную островитянку, потом, чтобы выгадать немного времени, сделал еще один глоток воды. — Кто из воинов знает язык материка?
— Все.
— Тогда тем более не повышай голос. Мы сделаем то, что нужно, когда придет время.
Я задумался. То, что эрвины понимают нашу речь, многое меняло. Им не было дела до моей скромной персоны, Мастер оказался прав: на фоне целого тюка наркотических трав я не вызывал интереса, а фантом все это время просто потешался надо мной.
За прошедшие дни нам посчастливилось не обсуждать того, что будет дальше, и это была случайность, а не верно принятое решение. Но это не значило, что эрвины будут беспечны, я уверен, они каждое мгновение ждут нападения, но считают, что пока Шаоша не найдет искомое, они в безопасности, ведь в противном случае ныряльщица откажется помогать чужакам, расправившимся с ее сородичами. Возможно, они и сами выжидают момент, когда удастся захватить Эстоллу. С другой стороны, вряд ли дикари умеют обращаться с таким судном и без команды Мархара не смогут им управлять.