— И как можно быстрее, — заволновался капитан. — Хищники чуют каплю крови за многие мили вокруг.
В воду были сброшены канаты, Войе петлями захлестнул эрвина, и моряки подняли его на палубу. Остальных мертвецов стащили под борт. Я заметил, как с них сняли украшения из перламутра, черного и желтого жемчуга. Варварское оружие было сброшено за борт. Подобный потребительский подход был мне не очень приятен. Я сам на Бегущей сохранил оружие моряков, надеясь выручить за него деньги на Туре, но личные вещи трогать не стал. С другой стороны, рыбам, которые вскоре получат трупы, все это совершенно ненужно.
Ален, появившийся после того, как Гевор увел Марику, с удивлением окинул палубу, остановился на разводах крови и перевел взгляд на тела.
— Они напали? — удивленно спросил он.
— Хотели, — отмахнулся я, чтобы не возникало ненужных вопросов. — Собирались захватить Эстоллу, а моряков перебить.
Ты веришь Шаоше, — тихий, будто шелест ветра в траве, шепот Мастера. — Но она ведет свою игру и неизвестно, хотели ли на нас напасть эрвины. Все это слишком очевидно.
Я тряхнул головой, поморщился. В чем-то маг был прав, но я впервые не чувствовал ни сомнений, ни вины. Ничего. Это пугало.
А если подумать? Лучше этого не делать. Мы все понимали, что именно так оно и кончится: морякам придется оборвать эти жизни, а мне, Мастеру или Мархару — отдать приказ.
Не важно!
— Командуй поднимать паруса, капитан, — Мастер глянул с тревогой на горизонт. — В воду попала кровь, и я не намерен проверять, кто может приплыть на этот запах.
— Если морской змей вздумает нас искать, ему не нужен будет этот след, — я облокотился о планшир, всем своим видом показывая непринужденность, будто желая подать магу ночи пример. — У них свои собственные приметы. Звуки, Мастер, распространяются по воде так же быстро и очень далеко.
— Оставаться здесь неразумно. Мы дождемся, когда всплывет эрвинка, сбросим тела в воду и незамедлительно покинем это место. Впрочем, еще лучше поднять паруса именно сейчас, ведь все кончено, Демиан, не так ли?
А я и забыл, что не все мои чувства скрыты от него. Чтобы предупредить мага, я сам притянул его к себе, укрепив нашу старую, покрытую пылью связь. Мастер невольно раздел со мной еще один контакт, и сейчас указывал на то, чего внезапно не стало. О, Высшие, я забыл о ней! Теперь уже невозможно было сказать, в какой момент чувства Шаоши иссякли.
Мне стало холодно, но эта пустота была моей. Так бывает, когда вылезаешь из-под теплого одеяла в утренний холод выстудившейся за ночь комнаты. Зябко и хочется вернуться обратно. Как я мог не заметить ее исчезновения?
— Нужно нырнуть за ней, — засуетился я, но Мастер крепко ухватил меня за плечо.
— Не пущу. Шаоша сказала тебя не пускать. Она читает по воде, что море готово поглотить тебя.
— Это дикарские бредни! — взвился я, пытаясь высвободиться. — Что случилось с твоим холодным разумом, что ты несешь такую чушь?! Подумай, это же важно!
— Теперь нет, — маг покачал головой. — Разменивать твою жизнь на призрачный шанс? Уволь. При определенных стечениях обстоятельств ты мог ее спасти, но уже поздно. Не сейчас, не с этими грязными чарами на твоей коже. И не в таком состоянии.
— А ты?
— Мне это не интересно. Мархар, ставь паруса, я подниму ветер…
Это была потеря, будто из меня вырвали часть. Когда по моей вине на Бегущей погиб экипаж, я ощущал нечто подобное, но сейчас нотка вины звучала отчетливее и сильнее. Мне внезапно стало ясно, почему Шаоша казалась мне неживой там, в маленькой каюте под палубой Эстоллы. Она была уверена, что не поднимется. Она находилась внизу столько, сколько было возможно, и не оставила себе времени на подъем. Она не дышала воздухом из бурдюка, так как не было вышедших на поверхность пузырей. Впрочем, мы могли их пропустить, пока занимались воинами Старейшины. Тогда мое внимание покинуло ныряльщицу, и это стоило ей жизни.
Матросы, будто подчиняясь настроению Мархара, действовали вяло и без сноровки. Они тянули тросы и ослабляли узлы неторопливо, с явной ленцой. Я все смотрел на воду, шарил взглядом по поверхности, но, как и прежде, не мог преодолеть границу и проникнуть в глубину. Раздел воды и воздуха был для меня непреодолимой преградой. Я давил на него, чувствуя, как неохотно прогибается под моим вялым напором этот рубеж, но преодолеть подобное сопротивление было мне теперь не по силам. В последнее время я все чаще сталкивался с собственным бессилием. Я мог биться и кричать, закованный в браслет отрицания, и так же мог бессильно скулить, глядя на ровную морскую гладь. Вдоль горизонта со всех сторон, отпущенные моей волей, сходились тучи, и казалось, они окружают нас, суля что-то зловещее. Я с ужасающей ясностью вспомнил видение из другого мира, когда ветер нес в нашу сторону бестелесную смерть времени, жаждущего превратить все живое в пепел, в крупицы сухого, перетертого жерновами мгновений песка.
С шелестом развернулся парус. Я провел ладонью по глазам, пытаясь стереть жуткое воспоминание. Конечно, это не помогло, только выдавило влагу из слезящихся глаз.
— Демиан? — тревожно позвал Ален.
— Чего тебе? — все мои внутренние переживания вылились в этот хлесткий, похожий на удар, вопрос.
— Что-то всплыло…
Глава 13. Сторожевой
Маяк Широкой бухты был возведен в незапамятные времена на маленьком каменном выходе, который получил гордое название Сторожевой и означал опасную для судов вершину подводного хребта.
Само слово маяк на многих наречия означает также «дарующий ориентир и надежду». Нет для моряка вещи желаннее, чем увидеть на горизонте отблеск горящего маяка после многих дней пути и лишений. Этот свет манит так же, как манит волна прибоя, когда ты замираешь на берегу.
— Там, за бортом! — крикнул Ален.
Мархар, терзаемый нетерпением, резко повернувшись, нырнул в воду. На меня внезапно нахлынуло чувство эйфории, той самой, которую ощущала Шаоша, находясь там, внизу, но во сто крат более сильное, всеобъемлющее и вязкое. Рядом со мной пошатнулся Мастер, упали на палубу все до единого матроса, будто куклы, у которых легким движением ножа отсекли поддерживающие нити. Не издав и стона, с марсовой площадки рухнул следящий за горизонтом Лару, глухо ударившись о доски. Я смотрел, как из-под его головы быстро растекается густая лужа крови, и не шевелился. Спасти моряка означало раскрыться навстречу чужеродной, пропитавшей каждый грамм воздуха, магии, а это было равносильно смерти. Единственное, что мне оставалось, это смотреть в замершее лицо, сохранившее отпечаток радости, которую Лару испытал перед самой смертью.
Сполз к моим ногам Ален, его взгляд остекленел. Мастер с видимым трудом поднял руки и принялся с удивлением разглядывать свои пальцы, словно видел их впервые.
— Вот это да, — сказал он тихо. — Демиан, я искушен. Я раздавлен. Без дракона любое дуновение захватывает мое сознание. Слышишь?
Я слышал и, так же как и Мастер, с трудом осознавал себя. Эйфория состояла из движения, я ощущал его каждой клеткой своего существа в токе крови по венам, в учащенном биении сердца, и только закованная в броню чар часть моего тела оставалась все такой же глухой и пустой, давая мне место для самого себя.
И все же я, так же как и другие люди на Эстолле, превратился в нить, которую всеобъемлющая сила вплетала в полотно собственной воли. Чары отрицания, нанесенные на мою кожу, походили на привязанный к пряже крюк, который, не проходя в петли, цеплялся и оказывал сопротивление. Это ставило меня в выигрышное положение по сравнению с Мастером, которому приходилось преодолевать стремительное течение чужой силы.
Шорох и движение, они накатывают волнами. Высшие! Это похоже на откровение. Я, наконец, способен понять, ощутить то, о чем с таким жаром говорил мне Мархар. Время. Чистое время. Время жизни и время смерти. Время счастья и грусти, любви и боли. Поистине смертельный груз подняла из морской глубины Шаоша. Она, дикарка, взошла на борт Эстоллы, чтобы послужить мне, руководствуясь какими-то легендами, и мне никогда теперь не узнать, что это было на самом деле: чей-то умысел, вручивший в наши руки страшное оружие, или попытка нас погубить. А, быть может, чистейшей воды случайность…